Окончание. Начало в номере за 1 июня.
В конце 1922 года в Камчатском губревкоме произошли кадровые перестановки. 21 декабря на крейсере «Командарм Уборевич» в Петропавловск прибыл экспедиционный отряд 5-й армии, занявшей Владивосток. Он состоял из отдельного батальона, артиллерийского взвода, техкоманды, команды «автоматчиков», двух разведпартий и штаба. Всего 300 человек. Командовал этим отрядом, именуемым «войсками Охотско-Камчатского края», М. Вольский (настоящая фамилия Мышкин).
19 декабря крейсер, еще с моря, запросил Петропавловск: «Чья власть в городе?». Ему ответили, что ревкома. «Чем докажете?» - не поверили на корабле… Красноармейцы ступили на камчатский берег в ясный зимний день. Пароход стал на якорь у мыса Сигнального. На шлюпке к нему направились командующий партизанскими силами В. Богомолов и начальник штаба Н. Фролов в сопровождении трех партизан.
23 декабря губревком пополнился М. Вольским и прибывшим с ним ответственным секретарем Камчатского губбюро РКП(б) В. Кручиной. Председателем ГРК был назначен М. Савченко. И. Ларина командировали представлять Камчатку в Приморском рыбном управлении, поручив ему выдать во Владивостоке единовременное пособие семье Л. Тушканова, погибшего в бою на Петропавловской сельхозферме. (Его именем в год 50-летия Октября была названа одна из улиц Петропавловска.)
Леонида Тушканова и двух других кочегаров «Свири», Александра Козырина и Павла Семенчука, упоминает в своих мемуарах Н. Фролов. «Все эти молодые ребята оказались подлинными матросами революции, ибо шли по следам «потемкинцев», и судьба им была уготована такая же. Им удалось спаять идеей сопротивления группу до 30 человек». 3 апреля 1922 года на корабле был зачитан приказ адмирала Старка о предании их военно-полевому суду «штаб-тройки», а 5 числа Козырин и братья Михаил и Леонид Тушкановы уже добрались до партизанского лагеря. «Вскоре, - продолжает мемуарист, - моряки обратились с большим открытым письмом-воззванием к гарнизону белых войск с призывом: «…проснитесь же от дикого сна, отрубите руки палачей, которые вас били, вырвите языки, которые вас оскорбляли и обманули, и идите к нам». Такой оборот дел заставил белогвардейское командование отменить смертную казнь оставшемуся в их лапах Павлу Семенчуку, но «для порядка» они «всыпали» ему и отправили во Владивостокскую тюрьму, где бедняга томился до прихода НРА под командованием Уборевича. Леонид Тушканов, будучи классным радистом, по линейному телефону контролировал передачи белогвардейской радиостанции. Брат Леонида Михаил был самым юным бойцом в Петропавловском отряде красных воинов - ему шел 13-й год!».
М. Мытник тоже служил на судне белых, только меньших размеров - катере полковника Бочкарева. «Мы совершали рейсы по северному побережью Охотского моря, бывали в пунктах Гижига, Охотск, Ола и других, - показал он на допросе в ОГПУ. - В 1922 году Бочкарев на этом катере вез пушнины 15 мешков в Олу, где проживала его жена. Когда мы проходили селение Туманы, я начал чистить паклей вал, вернее - муфту, держа в той же руке ключ. В силу того, что валом вместе с паклей захватило с моей руки ключ и задернуло под вал, то последний изогнулся, и мы вынуждены были высадиться на берег ниже с. Туманы в семи верстах. После выгрузки пушнины и снятия мотора Бочкарев нам приказал корпус катера сжечь. Из Туманов мы пешим порядком добрались до с. Аямск, а затем берегом же дошли до Олы.
С началом зимнего пути Бочкарев с частью офицеров выехал в Гижигу, а мы, четыре человека, остались в распоряжении бочкаревского уполномоченного по фамилии Беренс. Спустя приблизительно полтора месяца Беренс нас направил, тоже на собаках, в Гижигу, куда мы прибыли к началу апреля 1923 года. Прожив в Гижиге, мы получили сообщение, что город Владивосток и Петропавловск заняты соввойсками… Бочкарев дал распоряжение: кто не хочет оставаться, может идти на все четыре стороны. После этого распоряжения я, Крысов, Тюнин и Пахаруков выехали на заимку в 50 верстах от Гижиги. Туда нас сопровождал некий Говорин, ныне проживающий с сыном в Петропавловске...
Указанная мною выше пушнина, перевозимая на катере в количестве 15 мешков, была отобрана частично у торговцев и большей частью у местного населения пунктов Гижига, Наяхана, Марково и др. Пушнина отбиралась для приобретения валюты.
После ликвидации отряда Бочкарева всех нас, бочкаревцев, направили частью непосредственно в г. Владивосток и часть через порт Петропавловск на захваченной хищнической шхуне японской. Здесь, в г. Петропавловске, из отряда Бочкарева остались мы двое: я и Крысов Семен, последний в отряде Бочкарева занимал должность хлебопека. Остановившись в г. Петропавловске, я устроился на квартире Самсоновича и вместе с Крысовым стали брать подряд по перекрытию и ремонту крыш. На этой работе я проработал около месяца, затем перешел в грузчики порта.
В ноябре 1923 года выехал на охоту с Косыгиным Эммануилом в Кроноцкий заповедник, не имея на то документов. Впоследствии в этом я был уличен и подвергнут судебной ответственности, т. е. приговорен к 4-месячному заключению в ИТД, а после кассации два месяца отбыл условно».
…Начало 1923 года ознаменовалось двумя событиями: учреждением Камчатского губотдела ГПУ и новой газеты «Полярная звезда». 1 января новый печатный орган сообщил: «На крейсере «Главком Уборевич» отправлено (надо полагать, во Владивосток. - В. П.) 23 человека бывших военнослужащих белых банд».
Ответственный секретарь губбюро РКП(б) В. Кручина телеграфировал в Читу своему партийному начальству: «В Петропавловске организован и приступил к работе народный суд. 13 февраля состоялось первое судебное заседание губревтрибунала, один из творцов камчатской контрреволюции начальник милиции Пригоровский приговорен к 5 годам лишения свободы, с конфискацией всего имущества. В целях информации населения о происходящих в настоящее время событиях губбюро РКП(б) выпускается на всю область плакатный вестник. №№1 и 2 вышли и отправлены 8 и 13 февраля». Обвинение Дмитрия Пригоровского строилось на его работе «в организациях, действовавших на свержение власти Советов и рабоче-крестьянского правительства, равно и в содействии белым укрепиться в г. Петропавловске». Бывшему начальнику гормилиции были определены условия заключения: «со строгой изоляцией и без права амнистии».
«В понедельник, 26 февраля, - писала «Полярная звезда», - в здании клуба им. 3-го Интернационала состоялась 2-я сессия губревтрибунала под председательством гр. Рубцова при членах гр. гр. Ларичеве и Святом, защитник, назначенный судом гр. Журавский, и общественный обвинитель гр. Охапкин. Разбиралось дело бывшего смотрителя Авачинского маяка И.Шантина, обвиняемого в передача белогвардейцам 12 пудов пороха и непропорциональном распределении муки между маячными служащими еще во время пребывания здесь уполномоченного т.н. бандитского меркуловского правительства. Перед судом предстал Шантин - старик-крестьянин, собственными усилиями вылезший в мелкую интеллигенцию. На судебном заседании устанавливается, что не было злого умысла в преступлении, что только стечение обстоятельств и ложные показания свидетеля Комарова (который постановлением суда привлечен к ответственности) привели Шантина на скамью подсудимых с таким тяжелым обвинением…».
Через номер, 7 марта, газета напечатала текст приговора. «Именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики Камчатский губернский революционный трибунал, рассмотрев дело подсудимого Шантина Ивана Ивановича по обвинению его в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 68 и ст.187 УК РСФСР, постановил: принимая во внимание, на основании свидетельских показаний на судебном следствии по его делу, недоказанность состава преступлений, предусмотренных указанными статьями, но имея в виду, что подсудимый Шантин И.И. не оформил передачи пороха б/бандитам в должное время и совершил сделку с торговым предприятием, не оформив таковую в официальном порядке, а равно и без предварительного согласия на этой сделке заинтересованных лиц, КГРТ, руководствуясь революционной совестью и социалистическим правосознанием, согласно ст. 9 УК РСФСР в отношении подсудимого Шантина И.И., 56 лет, женатого, имеющего 3 детей, крестьянина по происхождению, имеющего место прописки г. Владивосток, по профессии классного медицинского фельдшера, получившего образование в Кронштадтской фельдшерской школе, имущества не имеющего, под судом и следствием не состоящего, отношение к воинской повинности имеющего общее, по политическим убеждениям беспартийного, занимавшего должность смотрителя Петропавловского маяка, проживающего в г. Петропавловске на Камчатке, за все перечисленные выше упущения мерой наказания назначить общественное порицание согласно ст. 44 УК РСФСР. Подсудимого Шантина Ивана Ивановича из-под стражи освободить…».
16-17 апреля 1923 года суд рассматривал дело Петра Александровича Крупенина, 1893 г.р., служившего до февраля 1917 года в Петропавловской уездной полиции, затем в милиции - как демократической, так и советской. Когда Охотско-Камчатский край перешел под юрисдикцию временного приамурского правительства, подсудимый на службе не состоял, что однако не помешало губревтрибуналу обвинить его «в преступлениях, совершенных им в бытность пребывания на Камчатке банд Полякова, Бочкарева и доверенного купца Меркулова-Бирича, выразившихся в активном пособничестве укреплению на Камчатке власти врагов трудового народа, продавшихся японской буржуазии».
Крупенину припомнили участие, притом активное, в 1918 году «в бело-эсеровской организации по свержению Советов и провозглашении Камчатской автономии», хотя никакой бело-эсеровской организации тогда (да и потом тоже) не существовало, советскую власть свергли камчадалы во главе с ученым-сейсмологом А. Пуриным, первым демократически избранным руководителем области, а так называемая «автономия» была провозглашена на время как защита от иностранной интервенции в условиях начинающейся в России гражданской войны.
Обвинителем на процессе являлся работник губпрокуратуры В. Романовский, экспертом врач П. Рубецкий, защитником И. Голованов. Петру Крупенину дали 4 года, записав в приговоре, что на него «5-летний срок давности, ввиду не прекращавшейся преступной деятельности обвиняемого, не распространяется». С зачетом предварительного заключения ему надлежало отсидеть 3,5 года. Защита выразила удовлетворение вынесенным приговором.
23 июля 1923 года выездная сессия Приморгубсуда завершила разбор «думского дела», присудив председателя ПГД Ч. Щипчинского, его товарища (заместителя) П. Новограбленова, городского голову Е. Колмакова и гласного В. Артюхина к 5 годам заключения условно, с конфискацией 1/4 имущества. В связи с 5-летием Октябрьского переворота срок наказания сокращался наполовину. Осужденным инкриминировалось сотрудничество с Приамурским правительством и неподчинение указаниям ушедшего партизанить облнарревкома. Остальные 19 привлеченных к суду думцев подверглись общественному порицанию.
31 июля та же выездная сессия вынесла постановление о прекращении судебного преследования о. Михаила (Ерохина). Летом 1923 года на пароходе во Владивосток был отправлен епископ Охотский Даниил: есть сведения, что он потом попал на Соловки, где и окончил свой земной путь. Взятого под стражу по приезде из бухты барона Корфа за хранение контрреволюционной литературы о. Леонтия (Яковлева) выпустили в 1924 году.
24 июня 1923 года «Полярная звезда» напечатала объявление завотделом управления губревкома М. Щербакова и начальника губернской милиции Н. Фролова: «Всем находящимся на территории Камчатской губернии учреждениям, обществам, магазинам, киоскам и всему населению сдать в недельный со дня опубликования настоящего срок в управления городской, уездных, районных и участковых милиций изданную в период управления т. н. правительств братьев Меркуловых и Дитерихса литературу (брошюры, листы и т.п.) явно враждебного советскому правительству и бывшему правительству ДВР и носящую погромный или черносотенный характер. Виновные, не сдавшие в указанный срок литературу, будут привлекаться к ответственности по ст. 84 УК РСФСР».
Ярлыки «черносотенец» и «погромщик» навешивались на всех, кому не нравились новые порядки. Таких граждан власть чувствовала, что называется, нюхом, даже если те молчали и к биографии было не придраться - «неимущий», «в белых армиях не служил». Ну, а кто служил или «имел связь», шли в 1930-е годы в концлагеря и под расстрел в первую очередь. Чудом уцелевших чекисты добивали в начале Отечественной войны.
Может быть, в самом деле глубокой осенью 1922 года Григорию Попову, Василию Гайдамаку, Прокопию Новограбленову и многим другим камчатцам следовало уйти с Русской армией на чужбину. Порой хочется воскликнуть вместе с автором неофициального гимна белой гвардии: «Боже, какими мы были наивными!». Но кто же думал, что изведут всех неординарно мыслящих, украдут все мало-мальски ценное. Даже – песни.
Валентин ПУСТОВИТ,
историк, член Союза писателей России