Известный театральный режиссер и педагог Константин Станиславский произносил не только свою знаменитую фразу: «Не верю!». Он вообще говорил много разных умных вещей, и ему, в частности, принадлежат слова: «Научить режиссуре нельзя, а научиться можно!». Станиславский был убежден, что только тех, кто приходит в профессию с жаждой учиться всему новому, и ждет настоящий успех. А потому можно считать, что Камчатскому театру драмы и комедии крупно повезло – молодой режиссер Всеволод Гриневский, появившийся в стенах нашего храма Мельпомены около 2 месяцев назад, пришел сюда с единственным желанием – постичь свою профессию.
Каждый спектакль – восхождение на вулкан
- И сразу вопрос: чем же привлек молодого режиссера наш край и наш театр? Почему захотелось уехать на край света?
- То, что я попал на Камчатку, – скорее, случайность. Безусловно, счастливая для меня, но случайность. Не было планов ехать поднимать целину или отправиться за романтикой и экзотикой. Просто однажды я позвонил сюда с предложением о постановке. Как раз закончил ставить свой дипломный спектакль в Хабаровском ТЮЗе и искал новое место для приложения сил. Мы разговорились с художественным руководителем Камчатского театра Вячеславом Таратыновым, нашли общий язык, и он предложил мне приехать поработать. И я просто не мог отказаться. Конечно, о вашем театре я до этого слышал много хорошего, и когда камчатская труппа гастролировала в Иркутске, видел спектакли, они мне понравились. Ну и географически я знал, где находится Камчатка. Вот, пожалуй, и все. Сейчас я делаю здесь только первые робкие шаги, но мне нравится творческая атмосфера в театре, талантливые артисты, так что меня, как режиссера, пока абсолютно все устраивает (смеется).
- А как получилось, что Всеволод Гриневский - выпускник актерского факультета Иркутского театрального училища, артист Омского академического театра драмы однажды все бросил и уехал в Москву учиться на режиссера?
- Для меня самого это загадка – откуда во мне появилась тяга к режиссуре. Наверное, все-таки существуют какие-то неведомые силы, говорящие людям, что они должны становиться врачами, учителями, актерами, режиссерами… Еще во время учебы на актерском факультете я репетировал различные отрывки пьес, и мой мастер, посмотрев эти работы, однажды сказал: «Почему бы тебе не попробовать режиссуру?». И я подумал: «Действительно, почему бы и нет?».
- В семье у тебя, наверное, были творческие личности?
- Не было ни одной. Я родился в Иркутске 31 год назад, там же и вырос, мама у меня – инженер, папа – строитель. Но режиссура – это ведь тоже процесс своеобразного строительства, созидания, и в один прекрасный момент я почувствовал, что мне просто необходимо получить эту профессию. Правда, поступить на режиссерский факультет мне удалось лишь с третьей попытки. А потом было множество моментов, когда хотелось все бросить. Но это нормальное состояние любого творческого человека. Представь, что ты поднимаешься на вулкан, хочешь взойти на вершину - это твоя цель. Но за весь путь ты можешь много раз захотеть остановиться, и с каждым шагом говоришь себе: «Я устал. Зачем мне вообще это нужно?». И здесь уже все зависит от степени твоего желания. В любой момент можно развернуться и уйти, но тогда ты не возьмешь эту вершину, не увидишь город с высоты, не станешь покорителем вулкана. Вот так же и здесь. Когда я беру в руки пьесу, думаете, знаю сразу, как ее ставить? Ничего подобного! Все приходит в процессе работы. Это трудно, порой мучительно. Но цель манит, и ради нее можно преодолеть и все страхи, и усталость.
Гамлет в джинсах
- От молодых режиссеров обычно ждут новаторства, чего-то экспериментального. Чем-то подобным ты камчатских зрителей порадуешь?
- А все ли камчатские зрители обрадуются экспериментам? И вообще, что значит «экспериментальное»? Сейчас, например, мы репетируем моноспектакль по пьесе Дарио Фо и Франке Раме. Возможно, в итоге она получится неким экспериментом, но это вовсе не потому, что я хочу, так сказать, правой рукой почесать левое ухо и посмотреть, что из этого выйдет. То есть это не эксперимент ради эксперимента, я не стремлюсь показаться оригинальным. Для этого даже не надо было бы и стараться - раздень всех артистов в шекспировском «Гамлете» - и все, ты уже автоматически экспериментатор, новатор, авангардист. Но я не те цели преследую. Мы «копаем» текст, ищем что-то в нашей пьесе, но чем это в итоге получится, пока и сами не знаем.
- И все равно, как ни крути, от тебя ждут какого-то свежего взгляда на постановки. На того же «Гамлета», например. Вот как его нужно поставить, чтобы он был понятен современной молодежи?
- Может ли быть Гамлет, например, в джинсах? Конечно, может. Но смысл не в этом. Наша задача – понять его логику и суметь донести ее до зрителя. Кто этот Гамлет – кровожадный монстр или несчастный, который вынужден убивать, но совершенно не желает этого делать? Вот какую суть надо искать. А если при этом Гамлет будет в джинсах и на сноуборде, то каждый тинэйджер начнет узнавать в нем парня из соседнего двора. И вдруг этот парень начинает задавать вопросы, напоминающие те, что волнуют современных подростков. Вот тогда к нему и станут прислушиваться, тогда он окажется понятным.
- То есть театр должен откликаться на современные актуальные вопросы?
- Конечно! Это же не музей, где ценна именно та гробница Фараона, сделанная теми руками, в том самом веке. Мы далеки от эпохи Шекспира, и понятия не имеем, что там было на самом деле. Поэтому ориентироваться должны на близкие нам всем вопросы и проблемы.
- А какой тебе видится роль режиссера в общем театральном процессе?
- Для меня работа над спектаклями – это, прежде всего, сотворчество с артистами. Я честно признаюсь себе, что пока многого не знаю в нашем деле. Да чего там, я вообще ничего не знаю. Но готов учиться. Считаю, что режиссеру не нужно устраивать тиранию и требовать от труппы полного повиновения. Наоборот, он должен дать возможность артисту раскрыться. Зачастую именно актеры предлагают такие вещи, которые потом и делают спектакль особенным. Однако за общий продукт ответственность лежит именно на режиссере. И если у артистов что-то не получается, если они не заиграли так, как бы мне этого хотелось, я привык спрашивать за это только с себя. Это вообще плохая политика – обвинять кого-то в своих неудачах. Сейчас, например, многие молодые режиссеры, которых, как говорят, сильно не хватает в театрах страны, на самом деле ходят без работы. Порой создается впечатление, что в новых силах просто не заинтересованы. Разовые постановки, кочевая жизнь из одного театра в другой – распространенная практика среди выпускников режиссерских факультетов. Но здесь тоже вопрос желания. Кто-то хочет всего и сразу, а так не бывает. Мне, конечно, повезло, что я сразу получил предложение о работе в Камчатском театре драмы и комедии, но не позвони я сюда, еще не известно, как бы все сложилось. А сидеть на диване и сетовать на то, что предложения не сыплются на тебя как из рога изобилия, – просто опасно. Не нужно стремиться приспособиться к жизни, проскочить на халяву. Я не помню, кто сказал, но слова мне очень понравились: «Когда играешь с жизнью в карты и начинаешь у нее выигрывать, она резко начинает играть с тобой в шахматы». Жизнь непредсказуема, этим и прекрасна.
Екатерина НИКИТИНА