Свидетельство о регистрации
ЭЛ № ФС 77-84799 от 3 марта 2023 г.

Борис ГУРЕВИЧ: «Я работаю для зрителя этого города»

19:16
5920

Борис ГУРЕВИЧНад спектаклем по пьесе Жана Франсуа Реньяра «Единственный наследник» работает режиссер Борис ГУРЕВИЧ, выпускник ЛГИТМИКа, успевший поработать во многих театрах нашей страны. Необычная сценография, интересные костюмы, прекрасная хореография и острый юмор. Все это точно в спектакле есть. А за подробностями я отправилась к самому Борису Гуревичу. С ним мы встретились в небольшом перерыве между репетициями. Другого времени не нашлось, ведь до премьеры остаются считанные дни. Однако мы успели поговорить не только о новой постановке, но и о положении дел в театральном мире, о том, почему комедии так актуальны сегодня.

- Борис Робертович, одно из ваших интервью было озаглавлено так: «Я человек серьезный». Вы серьезный человек? И можно ли быть серьезным человеком в театре?

- Надеюсь. Я человек серьезный и легкомысленный. А в театре нужно быть человеком, интересным для тех, с кем ты работаешь. Тогда есть надежда, что ты будешь интересен и зрителю.

- Бывают разные типы режиссеров – диктаторы, тонкие психологи, серые кардиналы. А вы какой режиссер?

- Об этом лучше спросите актеров. Я полагаю, что я, как всякий режиссер, бываю разным, в зависимости от ситуации, целей и задач. Это все немножко игра. Могу ответить вам шуткой моего любимого Шолом- Алейхема: «Человек любое явление сравнивает с тем, что ему близко. Например, один столяр говорил: человек как столяр. Столяр живет – живет и умирает. Так же и человек». Режиссер – такой же человек, только он работает в театре.

- А как складывались ваши отношения с актерской труппой?

- Моя жизнь сложилась так, что последние двадцать семь лет, а именно столько я работаю в различных театрах, я существую в статусе свободного художника. Исключение составил Омский театр для детей и молодежи, которым я руководил два года. А в основном я езжу. И театров у меня было очень много – порядка тридцати.

Работать каждый раз с новым театром для меня привычно. Поэтому прийти и установить отношения с коллективом, с которым мне предстоит провести два-три месяца жизни и выпустить спектакль – это профессиональная задача. Отношения эти должны быть профессиональными, нормальными и, хорошо бы, добрыми. Тогда будет складываться работа. И обычно это получается. Ваш театр не исключение. Он для меня вообще очень теплый. Помните, как у Чехова: «климат не способствует». А здесь все как раз наоборот, климат способствует. Я вообще заметил – чем экстремальнее условия, чем ниже температура на улице, тем теплее в доме. И здесь на самом деле очень тепло. Здесь хороший человеческий климат – доброжелательный, профессиональный. И это касается не только актеров, но и цехов, и администрации, и всех сотрудников. Мне абсолютно нормально живется и работается с ними, надеюсь, что им со мной тоже.

- Вы ведь не первый раз на Камчатке?

- Да. Так сложилась жизнь, что в 1991 году, на исходе советской власти, я поставил спектакль в Ташкенте, в Русском академическом театре им. Горького и репетировал второй. И наш театр приехал на обменные гастроли к вам. Мы с Ташкентским театром тогда побывали на Камчатке, на Сахалине и во Владивостоке. Целый месяц я был в этом театре, здесь шел мой первый ташкентский спектакль. Это было интересное время, заканчивалась эпоха, уходил Советский Союз… И все это как-то совпало с моим приездом на Камчатку. Я помню, что когда мы летели отсюда на Сахалин, обсуждался вопрос, будет ли переименован город Ленинград. Я тогда сказал, что ни за что этого не будет. Но это случилось. А сейчас я приехал в тот же самый город, только уже в другой стране. Это очень интересное ощущение.

- Вы сейчас говорите не столько о месте, сколько о времени. А с нашим городом у вас какие-то воспоминания связаны?

- Все-таки я был здесь очень давно, и осталось лишь общее впечатление. Могу сказать, что сейчас мне внутренне здесь гораздо более комфортно. Может быть, потому, что я здесь работаю, а тогда был проездом. Может быть, я изменился, а возможно, и город. Мне нравится здесь. Мне кажется, что город стал краше, сейчас здесь уютнее. В 1991-м я приехал сюда летом: в Ташкенте было очень жарко, а здесь холодно и ветрено. Сложно было с часовыми поясами. Сейчас все прошло намного проще. Как говорил Денис Фонвизин, «я ласкаю себя мыслью», что перемены, если они имели место, произошли только к лучшему.

- Вы работаете во многих театрах, не только центральных, но и далеких. Не хочу произносить слово «провинциальный», но оно уместно, мы ведь не в Москве. В современной русской литературе интересная ситуация – яркие авторы появляются на периферии, в маленьких городах. На ваш взгляд, могут ли подобные важные процессы в мире театра происходить в глубинке?

- Мне всегда не нравились эти определения – «провинция», «центральный город»... Это все очень условно, так же, как условно понятие школы. В столице театральная жизнь больше на виду, больше шума, больше пиара, апломба. Здесь все честнее, и театру сложнее выживать – меньше денег, меньше возможностей, зрителей… Тем труднее и интереснее здесь работать. События в театральной жизни должны происходить и происходят.

Я работал в разных городах, больших и не очень. Есть театры более профессиональные и менее профессиональные. Не хочу обижать столичных коллег – я учился и работал в Санкт-Петербурге, ставил в Москве. Местонахождение театра еще ничего не значит. И то, что у людей здесь меньше возможности для постороннего заработка, съемок в рекламе и кино, положительно сказывается на качестве работы. Актер здесь полностью сосредоточен на театре. А что касается событий театральных – они происходят не только в больших городах, и случаи эти известны. Есть очень интересные спектакли, очень интересные режиссеры в нестоличных городах. Был прекрасный театр европейского уровня в городе Советске, где работал режиссер Евгений Марчелли (я ставил у него в «Тильзит-театре»), сегодня лауреат всех возможных премий. И пока была возможность,  театр ездил на гастроли, и не только по России.

Я вас уверяю, что и в вашем театре есть спектакли, которые можно и нужно показать. Просто возможности для этого нет. Но вместе с тем бытует мнение, что успех театра определяется фестивальной славой. Но почему? Я, например, работаю для зрителя этого города, и это не значит, что спектакль, приехав в другой город, не будет востребован. Просто я не работаю для критиков. Пусть они смотрят, но не в этом моя цель.

- Странно говорить о спектакле, которого еще нет, но все же хочется для нашего зрителя приоткрыть театральную завесу. Почему ваш выбор пал на комедию Реньяра? Время-то у нас сейчас совсем не комедийное.

- Знаете, а за комедию взялся не я. За комедию как раз таки взялось время. Вот вы говорите, время не комедийное. А чем оно менее комедийное, тем больше комедии в театре. К тому же комедия комедии рознь. Я часто ставлю комедии и очень люблю определение Бальзака: «Человеческая комедия». Выбор Реньяра не случаен, эту пьесу я знаю очень давно, с моих семнадцати лет. Я тогда учился в Минске, в местном театре шел спектакль «Единственный наследник». Он идет до сих пор, уже вторая редакция. Тогда я узнал эту пьесу, запомнил автора, пьеса не понравилась, показалась мне водевильной, а я не люблю водевиль. И вот я перечел ее, не помню почему. И понял, что изменилось время, изменился взгляд на пьесу. Там же все крутится вокруг борьбы за наследство. У кого было наследство в семидесятые? А сегодня это очень современная, узнаваемая, повсеместная и очень жесткая история. Как только начинает уходить человек, обладающий хоть каким-то наследством, тут же вокруг начинается кипение страстей. Вдруг эта древняя история, которая в семидесятые казалась водевилем и совсем не про нас, сегодня оказалась очень даже про нас. При всей ее легкости и фарсовости очень жесткая по смыслу. Оказалось, что библейская мысль о том, что самые страшные враги наши – это наши близкие, лежит в основе этой пьесы.

- Можно делить наследство не только человека, который уходит, но и страны, которая уходит. У меня тут возникают очень четкие ассоциации с «лихими девяностыми». У вас не было соблазна перенести действие в эти времена?

- Я имею счастье ставить хорошую драматургию, я много ставил  Островского, испанцев, люблю Шекспира, Гольдони. И всегда, прикасаясь к великой драматургии, ставя такие пьесы, хочешь ее сделать современной. Но какими средствами? Идея переноса мне никогда не нравилась. Считается, что сейчас постановка в стиле Малого театра – уже авангард. Сегодня не переносит только ленивый. Опера «Аида», действие которой не будет происходить в подвале, это уже редкость. Хотя в решение нашего спектакля мы стремились привнести что-то новое. Время размыто. Мы ни в коей мере не делаем исторический спектакль, хотя мольеровские тени там бродят. Это ощущается в костюмах. Но мы не делаем и буквально современную постановку. «Всегда и сейчас» – вот время нашего спектакля. А переделывать ее не нужно, она и так очень современная.

- Реньяра называют самым талантливым учеником Мольера. Однако этот драматург находится в тени своего учителя. В нашем театре Реньяра никогда не ставили. Чем он интересен для вас?

- Реньяр – замечательный драматург, которого я для себя заново открыл и  перечел все его пьесы – их не так много, небольшой том «Библиотеки драматургии». Это драматург незаслуженно позабытый, которому в нашей стране очень повезло с переводчиком. Все пьесы Реньяра переведены великим переводчиком Михаилом Донским. Это переводчик ленинградской школы, математик по профессии, который нигде не учил языки. Один из моих собеседников сказал о Донском: «Боже мой! Ведь это Грибоедов нашего перевода». Мастер блистательный по музыке, по легкости перевода. У нас в спектакле есть кусок на французском языке и мне по-французски Реньяр не так нравится.  

- О костюмах к этому спектаклю уже ходят добрые слухи. Вы работаете с приглашенным художником?

- Да, это художник, с которым я имею честь работать уже много лет, и этот спектакль у нас как оказалось юбилейный – десятый по счету.   Это главный художник Санкт-Петербургского театра им. Ленсовета Мария Брянцева. При всей ее скромности она современный классик (она бы застеснялась, услышав эти слова), внучка Александра Брянцева, имя которого носит ленинградский ТЮЗ.  Работа с ней – большое счастье. Думаю, благодаря нашей совместной работе и в этой постановке все будет красиво, фантазийно, жанрово – и мольеровски, и современно. Приглашаю зрителей ставшего мне дорогим города Петропавловска-Камчатского прийти на спектакль и увидеть все своими глазами.

 

Беседовала Ива КАЗАНЦЕВА

Делитесь новостями Камчатки в социальных сетях:

Нет комментариев. Ваш будет первым!
Используя этот сайт, вы соглашаетесь с тем, что мы используем файлы cookie.