Живая дикая Камчатка: увидят ли её твои внуки?

Офис Кроноцкого заповедника в Елизове. Делаешь шаг – и ты на вершине Ключевского вулкана, поднимаешь голову – и снова карта Камчатки. Красиво! Сюрпризы заповедного дизайна. Здесь же, в холле – выставка рукоделий на тему природы. И даже аквариум – не с золотыми рыбками, в нем живут-плавают гольцы.

Тихон Шпиленок, директор заповедника, подтверждает: «Самые настоящие гольцы с Кроноцкого озера. Аквариум оснащен холодильником, поддерживается температура 8-12 градусов. Планируем привезти с озера и поселить в нем кокани, чтобы все смогли их увидеть…».

Кроноцкое озеро, Долина гейзеров, кальдера вулкана Узон… Увидеть, побывать в Кроноцком заповеднике – мечта многих, если не каждого на Камчатке. И за ее пределами. Но даже если ваша нога еще не ступала на заповедные тропы, есть повод надеяться, гордиться и любить это место на карте полуострова. И вы знаете, как называется это заповедное место…

Заветы предков

Тихон Игоревич – директор-именинник: Кроноцкий заповедник отметил 80-летие со дня официального основания. Торжества – еще впереди, и есть повод поговорить.

- 80 лет - официальный возраст, но история заповедника началась гораздо раньше. В чем ее уникальность?

- Действительно, с 1 ноября 1934 года Кроноцкий заповедник учрежден и существует как государственный. Но заповедание в этих местах началось еще в позапрошлом веке, с одной целью - сохранить соболя. Пушнина в те времена являлась для государства стратегическим ресурсом, столь же важным как нефть и газ сегодня.

- Это был некий народный, общественный договор?

- Да, местные жители, которые охотились в этих местах, при поддержке тогдашнего окружного врача Бенедикта Дыбовского проявили инициативу и объявили табу на соболиную охоту. Эти земли охранялись самими охотниками. И боролись они с теми, кто «шалил» в заповеднике, весьма сурово.

Сохранился и документ советского периода от 1923 года - инструкция уполномоченному Камчатского губревкома Василию Крупенину: он был откомандирован в Кроноцкий заповедник для поимки хищников – так называли в то время браконьеров. Предписывалось конфисковывать пушнину и орудия лова, если факт незаконной добычи подтверждали свидетельские показания. В случае неподчинения – применять оружие. Если же хищника обнаруживали вторично, давалось право расстреливать на месте… Согласитесь, серьезные полномочия, причем данные властью еще до официального образования заповедника. Но, повторю, задача тогда была одна – сохранить драгоценную «рухлядь», то есть соболя.

- И сегодня на территории заповедника запрещены охота и рыбалка, любая деятельность, которая может навредить природе. А задачи – куда более глобальные?

- И комплексные – ведь охраняется и живой мир, и неживая природа, уникальные камчатские ландшафты.

Вот эта территория на карте. Кроноцкий государственный заповедник входит в международную сеть биосферных резерватов и в список объектов Всемирного природного наследия ЮНЕСКО. Вторая территория, которую мы охраняем, – это Южно-Камчатский федеральный заказник. Здесь расположены Курильское озеро и река Озерная, где есть нерестилища лосося, несколько вулканов, термальные источники. И режим такой же, как в заповеднике.

Охранный режим – это большой перечень запретов, в том числе на нахождение здесь людей без разрешений. Он ограничивает и регулирует хозяйственное пользование на этих землях. А чтобы обеспечить решение всех этих задач, создано федеральное государственное бюджетное учреждение, в котором работают сотрудники. Есть бюджет и устав, предполагающий сохранение, изучение, повышение экологической культуры населения и развитие познавательного туризма.

Идти, не касаясь земли

- Значит, туризм и заповедник – вещи совместимые?

- В стране и сейчас идут жаркие дискуссии вокруг так называемой абсолютной заповедности. Сторонники этой теории считают, что заповедник - лаборатория природы, и находиться здесь могут только ученые, а где-то и им запрещено. Но мне по духу близка другая точка зрения – заповедные места обязательно надо показывать людям. Только организованно, цивилизованно, с минимальной нагрузкой на природу.

Представьте, что бесценную картину великого художника мы спрячем в сундук под замок: здесь находится шедевр, но смотреть и трогать его нельзя. Сначала люди будут помнить, что это шедевр, потом задвинут сундук в чулан. А через пару поколений просто отправят на свалку… Так и здесь: люди должны видеть уникальные красоты, которые мы сохраняем и, простите за пафос, гордиться ими, как частью своей родины. Вулканы, гейзеры, медведи – то, чем одарила природа Камчатку. Но ведь трудно любить то, что видишь только на картинках и по телевизору.

- Итак, Кроноцкий заповедник идет другим путем и создает инфраструктуру для цивилизованного познавательного туризма?

- В пользу этого говорит и вся мировая практика. Инфраструктура – это ведь не заасфальтированные дороги, трубопроводы, высоковольтные линии. Это – смотровые вышки и площадки, настильные тропы, минимальные условия для проживания. Сегодня у нас по маршруту «Гейзеры Кроноцкого заповедника» люди идут, не касаясь земли, по настильным тропам, сходить с которых разрешено только ученым, фотографам и т. д. Инфраструктура создается на традиционных местах, а не каких-то совершенно новых. Мировая практика утверждает, что если используется до 5 процентов заповедной территории, то это неопасно для экосистемы. У нас задействованы лишь доли процента.

- Тот самый мировой опыт убеждает, что безболезненное соседство возможно?

- Яркий пример – Галапагосские острова, уникальная и хрупкая экосистема. Именно там, как утверждается, Дарвину в голову пришла теория эволюции. И эти острова посещают порядка 600 тысяч туристов в год. Толпы! Но только кусочек, который меньше 5 процентов в общей сложности.

И приоритеты здесь соблюдаются максимально жестко. Вот идет группа по тропе. А на ней улеглась, допустим, морская игуана. Гид немедленно остановит группу, и туристы не сдвинутся с места, пока животное не уйдет – само, никто не будет сгонять его криком или палкой. За этим строго следят. Но это никому не мешает наслаждаться островами… То есть существуют примеры, как все сделать рационально. Хотя немало и обратных примеров: в США, например, сначала наделали бетонных дорог и площадок в Йеллоустонском национальном парке, а сегодня пытаются рекультивировать.

Но повторю: сложно любить природу заочно. Однажды на Курильское озеро прилетел уважаемый человек, заядлый охотник. Сидел в лодке, смотрел, как медведица кормит медвежат. В итоге он возопил: «Я же теперь не смогу охотиться! На медведя – точно никогда не смогу»… Вот результат, который мне нравится.

- Есть ли сегодня у заповедника средства, чтобы развивать инфраструктуру, обустраивать маршруты?

- До 2013 года, включительно, средства заповедникам России давала федеральная программа развития познавательного туризма. Были выделены средства десятку заповедников и национальных парков (в том числе - Кроноцкому) на развитие инфраструктуры познавательного туризма. В ее рамках мы обновили настильные тропы в Долине гейзеров и в кальдере вулкана Узон, создали кое-какую инфраструктуру на Курильском и Камбальном озерах, еще в ряде мест. В большей степени мы обновляли, заменяли старую инфраструктуру. В этом году Камчатку и наш заповедник посетили несколько членов правительства РФ, федеральных министров, и дали высокую оценку. Удивлялись, что, оказывается, и в России есть такое. Есть, и не только на Камчатке. Есть финансирование – есть и результат.

Заповедник и заказник посещают сегодня около 6 тысяч человек в год. При этом, к примеру, Южно-Камчатский заказник в 2006 году принял 300 человек, в этом – 1.600. Сегодня большой процент туристов – это люди, которые едут на Курильское озеро фотографировать медвежью рыбалку. «Школа наблюдений за бурым медведем» – так называется один из наших маршрутов.

Что важно? Всегда понимать ту грань, которую нельзя переходить, чтобы не навредить, не угробить. Научный отдел заповедника и, в частности, старший научный сотрудник Анна Завадская занимается именно оценкой нагрузки на экосистему. Допустим, мы хотим расширить смотровую площадку в Долине гейзеров. Это сразу требует оценить, как и на что повлияет это решение. Главное – не перейти за грань, чтобы не возникло желания подсветить гейзеры и смотреть на них ночью… Шутка, конечно, но мы – всего лишь окошко, через которое люди могут увидеть живую дикую природу.

Почем нынче Родина?

- Насколько я понимаю, задачи не стоит превратить заповедник в территорию бизнеса, зарабатывать как можно больше денег?

- Такой задачи нет и быть не может. Заповедники будут приносить деньги, как минимум, на содержание собственной инфраструктуры. Но крайне важно, чтобы заповедник был интегрирован в социально-экономическую жизнь региона. Эта интеграция может быть основана не на деньгах и бизнесе, а на другом: заповедник как часть национальной идеи.

Был такой эпизод в истории. Советские конструкторы разработали машину под рабочим названием «Родина». Иосиф Сталин одобрил проект, дошла очередь до названия… «И почем же у нас «Родина»?» – спросил Сталин. Автомобиль переименовали в «Победу».

Вот и у меня вопрос: если превратим заповедник в бизнес-структуру, то почем нынче Родина?

- В интернете «эксперты» упрекают россиян, мол, не умеем зарабатывать на заповедниках. А вот американцы «поднимают» миллиарды долларов на своих национальных парках.

- Уверен, что американские цифры – это мультипликативный эффект: они считают, сколько денег туристы оставили в гостиницах, сколько заплатили гидам, сколько купили продуктов, а не только билетов в заповедник. У нас не считают. Но ведь согласитесь: Кроноцкий заповедник – это точка притяжения туристов в регион. Да, прилетев в заповедник, человек потратил 30 тысяч рублей. Но приехав в край, он оставил здесь 100-150 тысяч.

А тот факт, что заказником сохраняется нерестилище нерки – как это оценить? Если бы не было там режима заказника, а Курильское озеро не охранялось бы так жестко, как быстро исчезла бы нерка, практически исчезнувшая в реках Аваче и Большой?

Заповедник не должен быть закрытым инородным телом для региона. Почему мы стараемся максимально вовлекать жителей п. Озерновского в работу заказника, создаем там визит-центр, организуем пришкольные лагеря, вывозим детей и взрослых на Курильское озеро? Чем больше людей будут вовлечены в работу, связанную с туризмом, тем меньше пойдут браконьерить на реку или стрелять медведей. В заповеднике они будут видеть гарантию своего благополучия.

Я нередко привожу в пример Кенозерский национальный парк в Архангельской области. На его территории расположено несколько деревень, в которых сохраняется культура северного Поморья. Директор Елена Шатковская еще лет 20 назад начала привлекать местных жителей в работу и управление парком. В итоге, люди занимаются народными промыслами, бабушки продают туески плетеные, ягоды-грибы, размещают туристов в своих избах, хороводы водят. И прилично зарабатывают. И они - настоящие патриоты своего парка, за него – горой.

Конечно, здесь возникает проблема создания корпуса профессиональных проводников в дикую природу. Гидов, которые должны обладать большим объемом знаний. Если хотим развивать край как туристический регион, то должны решать эту проблему с серьезным участием региона. Как и задачу развития инфраструктурных проектов.

- Считается, что вам удалось наладить достойную охрану заповедника. Удовлетворены тем, что имеете сегодня?

- В 2007-м штат службы охраны состоял из 22 человек, сегодня – 45. Чтобы все функционировало нормально, необходимы 65-70 профессиональных сотрудников.

Техническое оснащение государственной инспекции улучшилось. Снегоходы мы закупили 7 лет назад, эксплуатировали, и сейчас уже нужно обновлять парк.

Конечно, ситуация в разы лучше, многое сделано, но систему охраны надо развивать и дальше.

Безусловно, главный капитал – это люди. Уровень зарплат в заповеднике – средний по краю. В 2010 году, если помните, в Южно-Камчатском заказнике, на Курильском озере побывал Владимир Путин. А в бухте Ольга в Кроноцком заповеднике участвовал во взятии биопсии у серых китов. Владимир Владимирович много вопросов задавал, расспрашивал. Путин все своими глазами увидел и понял, что люди месяцами в тайге живут, с оружием спят, семьи не видят, часто жизнью рискуют. После этого зарплаты были существенно увеличены.  

- Путин, получается, не зря приезжал в заповедник?

- Получается, не зря. И программа развития туризма была принята и профинансирована после этого визита. Благодаря Камчатскому краю.

Большой, красивый, вымирающий

- Поговорим о коренном жителе заповедника, судьба которого вызывает у вас тревогу – о камчатском диком северном олене. Он действительно под угрозой исчезновения?

- Это самый большой и красивый олень – на Таймыре, на Аляске живут более мелкие. По сути, камчатский подвид дикого северного оленя сохранился только на территории заповедника, численность – от 700 до тысячи. И мы, к великому сожалению, его теряем.

Олень, как мигрирующий вид, в поисках пастбищ выходит за границы заповедника, где его поджидают браконьеры. Но еще есть шанс его сохранить. Для этого – создать охранную территорию, куда включить буферные зоны, ограничить охоту в определенное время, тот же доступ снегоходов.

Дело еще в том, что дикий северный олень – один из индикаторных видов по оценке состояния объекта Всемирного природного наследия ЮНЕСКО «Вулканы Камчатки». И мы несем соответствующие обязательства на уровне Российской Федерации перед международным сообществом. Сейчас мы работаем над специальной программой, и просто обязаны восстановить популяцию до 5 тысяч голов.

В заповеднике сегодня, конечно же, контроля и мониторинга стало гораздо больше. Но все равно бывает, что, увлекаясь охотой, не всегда законной и честной, сюда заскакивают вертолеты – граница же не нарисована. Это вызывает беспокойство.

Очень тревожит и состояние снежного барана - охотничий вид, и охота на него ведется, казалось бы, баранов везде много. Но кто их считал, кроме самих охотников на своих угодьях? Уверен, что вести подсчеты и определять квоты должно государство, а не охотники.

Вся история с оленем – еще одно напоминание о том, что мы не получили природу в наследство от наших отцов, а взяли в долг у наших детей. На Аляске, в небольшом г. Хомере, я вышел из гостиницы прогуляться и увидел, как прямо по тротуару идет лосиха с лосятами, ни на кого не обращая внимания… Ну почему это там возможно, а у нас нет? Почему нам сразу надо догнать, загнать, убить и съесть? Для меня это загадка.

Поэтому когда случайно встреченную лису давишь снегоходом, подумай, увидят ли ее твои внуки?

Елена БРЕХЛИЧУК