В 1957 году по дороге в Усть-Большерецк пропал первый секретарь райкома партии Георгий Сутурин
Усть-большерецкий случай 1957 года – до сих пор загадка. Считается, что загадал ее один человек: Сутурин Георгий Дмитриевич (русский, 1909 г. р., техническое образование среднее, политическое – высшее, по специальности буровой мастер). Впрочем, не исключено, что к ней причастен еще кто-то, сумевший в буквальном смысле спрятать концы в воду. Утверждение Г. Сутурина в должности 1-го секретаря Усть-Большерецкого райкома КПСС состоялось 13 сентября 1953 года. Согласно обкомовской характеристике, у нового руководителя района имелась слабость – «элементы либерализма», особенно в отношении руководящих кадров геологов. До того, как его в 1940-е годы забрали на партработу, он трудился начальником геологоразведочной партии и экспедиции, старшим инженером Дальгеологоуправления. А начинал горным строителем по буровым разведкам на прииске Владимировском в Приамурье.
В Усть-Большерецком, как и в других рыбных районах полуострова, хватало нерешенных проблем. В роли криминальных элементов выступали вербованные, милиция с ними явно не справлялась. Другое зло – разгильдяйство и равнодушие должностных лиц – тоже порой приводило к трагедии. Так погибли три педагога, что ехали на катере в п. Микояновский. Не отдыхай тогда Сутурин в Крыму, наказали бы его построже, чем за самоубийство учительницы, когда он получил строгий выговор. Но от пожаров на Кихчинском и Озерновском рыбокомбинатах (на втором не исключался поджог) в его личном деле осталось лишь одно слово: «указать» – самое легкое в советскую пору взыскание. И все же весной 1957 года Г. Сутурина наградили орденом Ленина. «Благодаря своей кипучей энергии и непримиримости к недостаткам» многое сделал для развития активного лова в районе.
Но в целом 1957 год выдался тяжелым, особенно лето. Выходку пьяного рыбинспектора, мешавшего 27 июля на кустовом партсобрании своими репликами секретарю обкома Алексееву читать доклад, можно отнести к досадному недоразумению. А вот случай на РКЗ №46 Кихчикского рыбокомбината куда серьезнее: 11 июля сорвано рабочее собрание с важнейшей политической повесткой.
В заводской клуб пришли 130 человек, из них 10 коммунистов при состоящих на учете 42 членах и 7 кандидатах партии. Обсуждались решения июньского (1957 г.) Пленума ЦК партии по антипартийной группе Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова.
«Отдельные хулиганские элементы и пьяные, – информировал обком КПСС Алексеев, – превратили собрание в неорганизованное сборище и взяли на нем верх».
Беспартийный 37-летний нормировщик Сафонов, который «настраивает рабочих против администрации, поддерживая рваческие требования снижать нормы выработки, увеличивать расценки… в озлобленной форме заявил докладчику (инструктору РК партии – В.П.): «Ты нам голову не морочь, а скажи, какие конкретно допустил ошибки Молотов, что он говорил на Пленуме ЦК, зачитай закрытое письмо ЦК, а то, что ты здесь рассказывал, знаем из газет».
Ответить докладчику не давал тот же Сафонов и другие криками «в его поддержку из углов». Большинство проголосовало за удаление нормировщика из зала. Когда Сафонов и с ним 15-20 человек пошли к выходу, ловец с двумя курсами пединститута (бывший учитель) Соколов предложил не удалять Сафонова, а ограничиться порицанием. При голосовании его предложение прошло.
«Сафонов, – писал Алексеев, – продолжал вести себя развязно, все время кричал с места, не давая вести собрание. Во всем этом шуме более отчетливо можно было слышать два вопроса: «Почему Молотова освободили от министра иностранных дел?», «Не прав ли Молотов, выступая против нормализации отношений с Югославией?». Ясных ответов на эти вопросы дано не было…
Как только объявили о начале обсуждения, с места поднялся тот же Соколов и предложил дать первое слово распоясавшемуся хулигану Сафонову, мотивируя это тем, что Сафонов больше всех шумит, надо дать ему высказаться, и тогда он не будет мешать проведению собрания. Так и поступили.
Сафонов, будучи в нетрезвом состоянии, произнес сумасбродную речь, все время заявляя «вы скрываете правду от народа, Ленин всегда говорил правду, а вы хотите обмануть народ. Молотова убрали неправильно, мы его знаем, он всегда был с Лениным».
После Сафонова слово предоставили Соколову. Он, в частности, сказал: «У меня нет подозрений к Молотову. Жил Сталин – был хорош, а умер – стали клевать. Не кажется ли, что сама партия ограничена? Почему Сталин при жизни был хорош? Сейчас, когда в партии получается раскол, то у нас есть недоверие, сейчас идет борьба за портфель. Сейчас я не знаю, кому верить…» Соколов предложил всю антипартийную группу оставить в руководстве ЦК, так как она может, по его мнению, быть еще полезной для народа.
«И такого выступления, – возмущался т. Алексеев, – оказалось мало, чтобы немедленно дать резкий отпор обнаглевшему провокатору, который совершенно сознательно выступил с антисоветской речью, открыто высказывая недоверие ЦК КПСС и пропагандируя «Голос Америки».
Третий выступающий, ловец Пошвин, поддержал предыдущего оратора. Коммунисты по-прежнему молчали. И только возчик Филатов «все же правильно сказал в конце своей пьяной речи, что, если бы не Хрущев, то мы сидели бы без хлеба».
В перерыве директор РКЗ попытался уговорить самых шумных участников собрания вести себя правильно, но те не вняли. «После перерыва председательствовал секретарь партийной организации Горшков. Слово было предоставлено пьяному члену партии Батриничу, который по пьянке все перепутал, говорил что-то без всякой связи о наваге, камбале, и в его словах проскальзывала мысль, чтобы поддержать решения ЦК.
Затем выступил Горшков, который также не сумел повлиять на создавшуюся обстановку».
Первым на голосование председательствующий поставил предложение Соколова. За него проголосовал 81 человек, в том числе коммунист Батринич. Предложение директора Чернышева одобрить постановление ЦК КПСС набрало 31 голос.
Далее события, если верить Алексееву, развивались следующим образом. Инструктор райкома Казьмин позвонил в Усть-Большерецк и доложил заворгу Иванову, что собрание прошло плохо и вносилось предложение дать работу Молотову, Маленкову и Кагановичу, но о провале линии ЦК умолчал. Иванов, в свою очередь, передал его слова Сутурину, однако «последний не придал этому значения и не выехал немедленно на место, чтобы поправить положение. Из бесед с рабочими РКЗ №46 выяснено, что Соколов и Сафонов после собрания злорадствовали и были очень довольны, что так получилось».
Положение, конечно, поправили, и тут инициативу всецело взял в свои руки находившийся в районе секретарь обкома Виктор Иванович Алексеев (партийная кличка «Бульдог», поскольку периодически устраивал гонения на хозяйственные, советские и иные кадры). С его участием Сутурин провел на РКЗ № 46 сначала собрание коммунистов, а затем митинг с единодушным одобрением линии ЦК. Соколов публично признал свою ошибку. Сафонова привлекли к уголовной ответственности за хулиганство.
«Считаю, что такой позорный факт провала рабочего собрания по столь важному вопросу, – писал Алексеев, – явился результатом запущенности массово-политической работы в Усть-Большерецкой партийной организации и безответственного отношения РК КПСС к проведению разъяснительной работы среди трудящихся».
Так что, когда в конце августа на бюро обкома КПСС вынесли аж два «усть-большерецких вопроса» (работа парторганизации Большерецкого рыбокомбината; подготовка в районе к 40-летию Великого Октября), любой бы на месте Сутурина понял, что под него «подкапываются». Это подтверждали принятые резолюции. «Усть-Большерецкий РК КПСС (Сутурин) осуществляет поверхностное руководство… и не принимает необходимых мер к улучшению содержания работы». «Обратить внимание бюро райкома и 1-го секретаря Сутурина на крайне неудовлетворительное выполнение постановления ЦК КПСС…»
Недовольство Сутуриным секретарь обкома Алексеев высказал еще летом 1955 года, когда в соседнем Соболевском районе затонуло судно, и под огонь алексеевской критики сразу попал В. Витер, 35-летний секретарь обкома партии, недавно избранный на этот пост. Кавалер ордена Красной Звезды, он был самым молодым из секретарей, к тому же курировал главную промышленность Камчатки – рыбную. Ему предсказывали быстрый рост по службе, если бы не смерть в ноябре того же года. Хоронил Василия Сергеевича весь город: видно, успел много хорошего сделать людям.
…12 октября 1957 года Сутурин с инструктором райкома Мартыновым «и другими товарищами из Кихчикского рыбокомбината» отправился на лошади в командировку проводить отчетно-выборное партсобрание в Кихчике. Сутурин был в фуражке и черном меховом полушубке (поверх него плащ защитного цвета) и резиновых сапогах. При себе имел пистолет, командировочное удостоверение, партбилет и 200 рублей аванса. Через р. Митогу верховые переправились в устье, где вода доходила «до лошадиного живота».
До 15 октября Сутурин находился в Кихчике, затем вместе со спутниками отправился по прибойной полосе на РКЗ №46. Близ завода их накрыло волной – вымокли до нитки. В Митоге Сутурин возвратил свою лошадь райвоенкомату, переоделся у директора комбината во все сухое. 16 октября проверил готовность к зиме школы, детсада и яслей, собрал учителей, поговорил с ними.
В 10 утра 17 октября он сообщил по телефону работнику РК КПСС Иванову, что выезжает в райцентр. Сутурин позвонил также начальнику раймилиции Зельмановичу по поводу грузовика для заключенных и заодно попросил передать райкому, чтобы за ним к 17 часам на мыс Насекина прислали легковой автомобиль.
Из докладной заместителя прокурора области Николаева: «17. Х.1957 в 12 ч. дня тов. Сутурин выехал из Митоги. Перед выездом… была проведена работа по организации этапа заключенных в количестве 13 человек, этапированных из Кихчика в пос. Микоян, в частности, оказания помощи старшему конвоя старшему лейтенанту Клеменкову по указанию тов. Сутурина директором завода был выделен пожарник Синкевичус и от рыбкоопа рабочий Маринич, а также… 2 лошади, и 1 лошадь под кличкой «Машка» серой масти, на которой выехал тов. Сутурин».
Один из этих заключенных – Шахматов Виктор Иванович, 1925 г. р., моторист сельхозфермы Кихчикского рыбокомбината – был смертником: его приговорили к ВМН через расстрел за убийство. До 6-й базы конвой с заключенными ехал на машине, следом за ними на лошадях – Сутурин с пожарником и рыбкооповцем. «В 13 дня тов. Сутурин, а также следующие с ним, прибыли на 4-ю базу, где, по указанию тов. Сутурина, завбазой Макеевым была дополнительно выделена еще одна лошадь и рабочий Сидоров В.Т. Не задерживаясь, тов. Сутурин и конвой с заключенными выехали по направлению 6-й базы, куда прибыли, в соответствии с показаниями свидетелей, в 14 ч. дня».
Здесь Сутурин пробыл всего лишь 20-30 минут. Через рабочего Сидорова он потребовал к себе председателя колхоза «Новая жизнь» Воробьева, но, так как тот находился в это время в лесу, велел передать, чтобы по возвращению он нагнал его. Помимо этого, Сутурин распорядился выдать бесседельному Сидорову седло и погрузить личные вещи заключенных на вьюки трех лошадей, а наездникам спешиться и следовать до переправы через реку Митога пешком. Сам Сутурин выехал на своей Машке по морскому берегу в направлении райцентра один.
Спустя час вышли конвой и заключенные и около 3-х км двигались по прибойной полосе пешком, но прилив и волновые накаты заставили их идти дальше тундрой. Вьючные лошади шли за конвоем, в районе 7-й базы они спустились на морской берег.
Добравшись до переправы, колонна нашла здесь Машку. Сутурина не было. Напрасно райкомовская легковушка несколько часов прождала его на мысе Несекина. 1-й секретарь райкома партии исчез…
Валентин Пустовит, историк, член Союза писателей России
(Окончание следует)