25 февраля 1932 года в д.2, по ул. Никольской, в Петропавловске- Камчатском, явились чекисты. Они произвели обыск у известного в научных кругах СССР и за рубежом ученого-натуралиста П. Новограбленова, который 6-й год работал заведующим Камчатским музеем.
Постановление о привлечении его в качестве обвиняемого по ст. 58-10 УК РСФСР было изготовлено на 26 февраля: «…рассмотрев следственный материал по делу №11 и принимая во внимание, что гр. Новограбленов Прокопий Трифонович достаточно изобличается в том, что проводил агитацию, направленную к подрыву советской власти, …мерой пресечения… избрать содержание под стражей в арестном помещении окротдела ОГПУ».
Упомянутый следственный материал на момент ареста Новограбленова отсутствовал. На первом же допросе, 26 февраля 1932 года, арестованный - овдовевший отец трех (5, 9 и 11 лет) детей - заявил: «… антисоветской агитации с 1923 года не вел, осознав свою вину до указанного периода, находясь в заключении в течение 6 месяцев, где я переродился в связи с приходом на Камчатку советской власти, т. к. до указанного периода таковой не существовало».
Доказательства вины ученого добывались последующие 1,5 месяца. Бывший партизан А. Кобцев не забыл упомянуть о требовании Новограбленова на одном из заседаний Петропавловской городской Думы «с корнем вырвать красный бандитизм». Кобцев заявил: в 1923 году отрядники возмущались, что ревтрибунал наказал Новограбленова условно, тогда как красными партизанами он был объявлен вне закона.
10-летней давности грехи П. Новограбленова перед советской властью хорошо помнили не только чекисты. Но они - в первую очередь. В документе «Характеристики и компроментирующий материал на совслужащих Камчатского округа» за 1929 год обстоятельно рассматривалась «политическая физиономия» ученого. «…Носится с идеей «Камчатка - для камчадал». …Будучи в свое время верным слугой Бирича (в 1921-1922 гг. руководитель области с правами губернатора - В.П.):
1. Был гласным Петропавловской Думы по должности инспектора народных училищ на Камчатке. Активно проявил себя как ярый противник советской власти. Предлагал прекратить ни к чему не ведущие переговоры и находил, что рассуждать о банде разбойников - это теряет авторитет Думы, которой нужно лишь обсуждать об интересах города, а не о шайке большевиков. Настаивал обратиться к власти Временного правительства, установившей известный порядок и наладившей государственный аппарат, для ликвидации выступающей с угрозами шайки большевиков…
2. Будучи главой народного просвещения на Камчатке утилизировал школы в контрреволюционных целях и в циркуляре, разосланном по области, призывал население к признанию и поддержке меркуловской власти (Временного Приамурского правительства - В.П.) и против власти трудящихся…
3. Будучи товарищем председателя городской Думы поощрял все контрреволюционные начинания, настаивая на принятии репрессивных мер против власти трудящихся, разжигал собрание, изливая непристойные оскорбления по адресу власти Советов. Участвовал в редакции всех думских контрреволюционных прокламаций, сотрудничал в меркуловском печатно-агитационном органе «Камчатский листок», помещая передовые статьи клеветнического содержания, подрывающие авторитет Советов…».
О том же самом, лишь в общих чертах, говорил 2 марта 1932 года на допросе в ОГПУ бухгалтер, руководитель драмкружка Д. Бадах. «Вся деятельность Новограбленова в период реакции протекала в антисоветских выпадах, и платформа его убеждений была антисоветская». Касаясь советского периода, Бадах отмечал осторожность и сдержанность ученого, являвшегося сторонником «чистой науки» вне советской общественности и жизни».
Показания экономиста В. Комарова указывали на аполитичность Новограбленова, в качестве примера приводилось краеведческое общество, где он вел работу «узко научную как ботаник и вулкановец». Нечто похожее чекисты услышали от преподавателя совпартшколы и педтехникума В. Дубровина, по словам которого Новограбленов «все время держался обособленно. Партийные открытые собрания не посещал, на профсоюзных был не более 1-2 раз. На заседаниях в окроно выступал только по вопросам музея. …Вообще совершенно не выявлял себя, избегая вопросов на политические темы». «Но, - делал вывод Дубровин, Новограбленов, хоть и вел себя замкнуто, мне кажется, что он является вредным элементом, потому что он, прежде всего, местный житель, и, кроме того, затаил, безусловно, месть за свое, хотя и условное, осуждение».
Данное мнение совпадало с уже цитируемой характеристикой П. Новограбленова: «В настоящее время не может ужиться с мыслью о советизации Камчатки и вместе с тем примириться с фактом ограничения прав привилегированного сословия. Свои линии ведет тонко и осторожно, знакомство поддерживает преимущественно с контрреволюционным элементом: лицами, административно высланными из Центра в силу политических чисток (Физик), или лицами, уже достаточно зарекомендованными на этом поприще (Гарсов и др.). Стремится заручиться благосклонным вниманием некоторых ответработников, ища в них зацепку для покрова своей контрреволюционной деятельности».
Семьи Дубровиных и Новограбленовых жили в одном доме. И супруге Владимира Николаевича, тоже учительнице, ранее приходилось сталкиваться с покойной женой ученого «во дворе в спорах из-за веревки для развешивания белья», и та ей часто кричала: «Погодите, на нашей улице будет праздник». В этих мелочных угрозах, считала Е. Дубровина, «складывалось настроение не только жены, но и самого Новограбленова».
Подчеркнув «старорежимность» П. Новограбленова как преподавателя английского языка и естествознания школы 2-й ступени, педагог М. Курищенко критически отозвалась о его длительных поездках по Камчатке с целью изучения растительного мира: дескать, вряд ли он тратил все свое время на сбор ботанического материала. Активность Новограбленова в период «господства белых банд» (что было известно Курищенко понаслышке, т. к. она в Петропавловске лишь с 1923 года) не оставляла у нее сомнений, что ездил он не за одними «осоками» и «мхами», тем более с фотоаппаратом, и не известно еще, все ли снимки передавались им в музей.
К близким знакомым П. Новограбленова Курищенко не принадлежала, общалась только в служебной обстановке, но «вся сумма мелких наблюдений» за ученым почему-то убедила ее в том, «что это человек хитрый, затаившийся до поры до времени, переживающий со скрежетом зубовным свалившуюся «напасть» (советскую власть? - В.П.).
Более подробно свое отношение к научной деятельности Новограбленова изложил в ОГПУ И. Зырянов (русский, из мещан, образование низшее, специальность - «конторскофинансовый труд»). Но, прежде чем перейти к его показаниям, оговоримся: все, приводимое ниже, в том числе иностранные имена и фамилии, даются в орфографии дознавателя.
Зырянов отмечал, предпринимаемые Новограбленовым исследования естественных богатств Камчатки обусловлены его «достаточной подготовленностью». Он, «уделяя наибольшее внимание этой работе, сумел в …краеведческом обществе завоевать симпатию и затем стать во главе руководства направления деятельности такового, используя ценные материалы - как присылаемые в общество, так и музея, находящиеся при нем, для своих научных трудов и коллекций… Материалов поступало очень много со всех концов Камчатки от членов общества. Руководя работой краеведческого общества, приобрел связь с нужными организациями и учреждениями в Москве, и на средства, получаемые от таковых, так и общества, каждое лето ездил на исследования особенностей Камчатки и собирания материалов, и все самое лучшее использовал для своих трудов».
По Зырянову, отрицательная сторона научной деятельности П. Новограбленова перевешивала положительную: «Будучи местным уроженцем, имел большой круг родственников, и через них и путем своих поездок имел хорошую связь с местным населением, в особенности с зажиточным и кулацким элементом, пользуясь среди них, как ученый, большим авторитетом, как то с Машихиными, Коршуновыми, Плотниковыми (Мильково, Елизово) и др. Свои труды о Камчатке Новограбленов готовил не для советской науки, а тем или иным путем сплавлял за границу, где этот материал издавался в иллюстрированных журналах. Журналы и брошюры Новограбленов получал как раньше, так и теперь. Примерно в конце февраля (1932 год - В.П.) показывал один журнал и даже похвалялся, как ценят там его труды и как мало внесено исправлений в его оригинал, желая этим сказать: «Не то, что, мол, у нас». Говорил, что журнал этот издается на Шантарских островах американским научно-исследовательским обществом, членом которого он состоит».
Окончание следует