Окончание. Начало в номере за 6 февраля
В 1916 году молодого камчатского ученого, работавшего над созданием новой науки электрометеорологии, заметила Императорская Российская Академия. Проведя ряд наблюдений, А. Пурин сделал вывод, что «чистый озон убивает туберкулезные бациллы в легких и быстро излечивает злокачественные язвы». По его словам, он готовил себя к научной работе, «но революция не дала этому совершиться».
В его мемуарах «В дни революции в Охотско-Камчатском и Чукотско-Анадырском крае. 1917-1918 гг.» отражены эти события: «Первые известия о революции были получены в Петропавловске через Охотск 1 марта днем. Вести эти носили крайне неопределенный характер, почему я вынужден был телеграммы задержать и сообщить их содержание в Главную Военно-Цензурную комиссию. В ту же ночь штаб Военного округа предписал мне пропускать все беспрепятственно. Во все последующие дни и ночи радиотелеграф был буквально завален распоряжениями и информациями из Петрограда, адресованными несуществовавшим в крае учреждениям и органам местного самоуправления».
6 марта 1917 года собрание населения Петропавловска в здании драматического общества, действительным членом которого состоял и Пурин, избрал новую власть – Комитет. «В первые дни, – признавался Александр Антонович, – подъем был необычайный. Всем хотелось верить в лучшее будущее, однако все чувствовали себя как-то неловко, особенно после известия об аресте царской семьи. Казалось, что в свободном государстве при наличии бескровной революции не должны иметь место никакие насилия. В Камчатской области не было ни политических партий, ни политических заключенных. Нескольким лицам, мирно проживавшим здесь на правах ссыльнопоселенцев, была объявлена правительственная амнистия и освобождены из тюрьмы два лиц, отбывающих наказание по приговору суда за незначительные проступки... На первом же собрании (март 1917 года – Авт.) по адресу областной администрации раздалось несколько голосов, что им здесь не место. Выпады эти не оказали ожидаемого воздействия на слушателей, так как население сжилось с властью, знало ее положительные и отрицательные стороны и никогда ничего дурного от нее не видело. Впоследствии оказалось, что выступавшие лица вскрыли опечатанные склады спиртных напитков и под влиянием последних сочли себя за политически пострадавших».
29 октября 1917 года в области состоялись выборы во Всероссийское Учредительное Собрание, куда в числе пяти кандидатов баллотировался и А. Пурин. Победил, однако, не он и не заведующий Петропавловской сельхозфермой И. Голованов, имевший также большой авторитет у населения, а приехавший на полуостров с открытием навигации 1917 года член партии эсеров К. Лавров, совершивший затем турне по долине р. Камчатки и Командорам, где бичевал старорежимные порядки и вскоре сделался очень популярным в крае деятелем.
Когда в Петропавловске появился Совдеп, Облком предпринимал все меры, чтобы столковаться с ним, и не вина Пурина, что все его усилия не увенчались успехом. Заместитель И. Ларина, большевик А. Олейник, спасший жизнь председателю Облкома в 1918 году, отзывался о нем без злости и раздражения: «...мягкий, всегда колеблющийся интеллигент, он не был резко против нас, но все симпатии его всегда были на стороне наших врагов».
Не сложились отношения у Пурина и с колчаковской властью. Как общественный деятель он был востребован только в 1921 году с переходом Камчатской области под юрисдикцию Временного Приамурского Правительства. Постановлением от 11 ноября 1921 года при нем образуется Особое (стоящее вне политики) Совещание по культурно-экономической помощи населению ОхотскоКамчатского края. В числе членов ОС – А. Пурин и областной агроном, председатель Петропавловской Думы двух созывов И. Добровольский.
21 января 1922 года в Авачинскую бухту вошел пароход «Охотск», доказав тем самым возможность морского сообщения с Владивостоком даже в зимний период. Не дожидаясь, пока пароходу пробьют дорогу в ковш, Пурин и Добровольский добрались до берега по льду. Они привезли грузы, в которых нуждалась Камчатка: продовольствие, медикаменты, учебные пособия для школ области…
Из-за тяжелой ледовой обстановки в Авачинской бухте «Охотск» вернулся во Владивосток с Пуриным и Добровольским только в конце апреля. Незадолго до отъезда они телеграфировали своему начальнику, председателю Особого Совещания С. Рудневу: «...предстоит огромнейшая работа по воссозданию экономической жизни и поддержанию русского дела в крае. Необходимо обратить сугубое внимание на положение дел на Камчатке».
В 1922 году А. Пурину еще раз довелось побывать на Камчатке. На сей раз в качестве руководителя канцелярии последнего начальника области генерал-майора П. Иванова-Мумжиева. Правда, пребывание оказалось недолгим – с 25 октября по 2 ноября. Известие о вступлении во Владивосток красных заставило Русскую армию оставить Петропавловск. Вместе с ней ушел за границу и Пурин.
Вообще его судьба была нелегкой с самого начала. Это видно из собственноручных пуринских показаний 1952 году в МГБ: «Как сын бедняка-крестьянина я прожил трудную жизнь, начал работать с 10-летнего возраста, так как родители мои умерли, а я, два младших брата и сестра остались на попечении 70-летней бабушки, получавшей в год 34 рубля пенсии от городского самоуправления. Чтобы иметь комнату и питаться хлебом и чаем, я после уроков в школе носил соседям воду и рубил дрова. Это давало нам 3-4 рубля в месяц. В Лифляндии (территория нынешней Латвии – Авт.), где я родился и вырос, я испытал на себе весь гнев немецкой аристократии...»
«Когда в 1922 году я легально приехал в эмиграцию в Китай и обосновался в Циндао, я вскоре понял, что китайский народ находится в гораздо худшем положении, чем прибалтийцы, мы, в царское время... Это обстоятельство толкнуло меня к сближению с простым китайским людом. По приезде в Шанхай в 1932 году я увидел весь гнет иностранщины над простым китайским человеком и был глубоко возмущен. Как журналист (с 22 декабря 1918-го по 12 марта 1919-го Пурин являлся ответственным редактором газеты «Камчатский вестник» – Авт.), я напечатал целый ряд статей против иностранного здесь империализма и колониального господства иностранцев... За эти свои статьи я был выселен из французской концессии Шанхая 31 декабря 1937 года, и мне было запрещено появляться там. Такое же отношение я встретил и со стороны властей Международного сеттельмена. Ни одна иностранная фирма не предоставила мне работу, хотя бы сторожа. Для продолжения своих научных исследований с 1923 года я пытался устроиться в Цикавейскую обсерваторию, но и туда мне дорога была закрыта все по той же причине, что я – враг колонизаторов в Китае.
Пока я жил в Циндао, я был членом китайского общества метеорологов, выступал на съездах с докладами, которые в 1924-1926 годах были напечатаны в Трудах общества на китайском языке. Директор Китайской обсерватории разрешал мне пользоваться обсерваторией и иногда по вечерам наблюдать за небом в телескоп».
А. Хисамутдинов отмечает: «Пурин всячески пропагандировал Камчатку за рубежом, опубликовав немало материалов о ней. Он был организатором и председателем Камчатских юбилейных торжеств в Шанхае в 1940 году, посвятив этому событию большой сборник («Камчатка. 17401940. Юбилейный сборник в память 200-летия основания г. Петропавловска на Камчатке», редактор-издатель Пурин А.А., Шанхай, издательство «Слово», 1940, 248 с., иллюстрированный, с портретами). Известно, что Пурин продолжал журналистскую и издательскую деятельность в конце 1930-х - начале 1940-х годов. Входил в редколлегию журнала «Парус» (1937), редактировал еженедельную газету «Русский голос» (1938)».
…Между тем в уголовном деле «Автономная Камчатка», сфабрикованном в начале 1930-х годов, Пурин фигурировал как глава контрреволюции в нашей области. Чекисты называли Пурина практическим проповедником лозунга «Камчатка – для камчадал», организатором вокруг этого лозунга широких масс населения, одним из наиболее крупных и способных японских агентов. В обвинительном заключении по делу (вынесено 150 приговоров, в том числе 104 смертных – Авт.) о Пурине читаем следующее: «...опираясь на часть пришлой на Камчатку антисоветски настроенной интеллигенции и офицерство, под непосредственным и прямым руководством японского консула в Петропавловске и военного командования, положил основание ныне ликвидируемой контрреволюционной, повстанческой, шпионской, диверсионной, вредительской организации «Автономная Камчатка»…
Обвинения 1933 года, когда А. Пурин был недосягаем для советских властей, и предъявленные ему спустя 19 лет в СССР, во многом похожи. Их только «углубили», заставив тяжело больного пожилого человека (родился Пурин в г. Валк 8 января 1885 года) «признаться» в том, что он сотрудничал с японцами и за границей.
Стараясь узнать как можно больше о Пурине, выяснить, реабилитирован он или нет, я в 1996 году вступил в переписку с правоохранительными органами. 24 октября того же года начальник подразделения УФСБ РФ по Хабаровскому краю А. Лавренцов сообщил, что А. Пурин проживал в Шанхае, взят департаментом общественной безопасности Китая и 17 июня 1952 года передан в УМГБ по Хабаровскому краю, где на него завели дело по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58-4, 58-6, 58-10 и 58-11 УК РСФСР – враждебная деятельность против СССР, пропаганда или агитация, содержащая призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти, участие в контрреволюционной антисоветской организации.
Согласно врачебному заключению, Пурина доставили на родину в тяжелом болезненном состоянии, и следствие было «приостановлено до выздоровления». По рекомендации врачей, с 26 июля 1952 года допросы «велись не более 4-х часов в сутки с перерывами... В основном следствие интересовала деятельность Пурина в период нахождения в Японии и Китае»…
Постановление о прекращении следствия вынесено в связи со смертью обвиняемого 10 августа 1952 года «от двусторонней бронхопневмонии при резком общем истощении». Известно, что А. Пурина 5 и 6 августа 1952 года еще допрашивали. Но собственноручные его показания не датированы. В них Александр Антонович делает неожиданное заявление: с 1933 года он работал на советскую разведку. «...В интернациональном книжном складе и магазине профессора г. Тальберг в Циндао, – пишет он, – я получил возможность читать советские журналы, газеты и книги, и мое мировоззрение стало быстро меняться в сторону СССР. По приезде в Шанхай в 1932 году я встретился со своим старым дореволюционным другом, советским чиновником Дальбанка В. Павловым, который познакомил меня с И. Ангарским, прибывшим для открытия Генконсульства СССР в Шанхае. Они убедили меня, оставаясь эмигрантом, работать для моей Родины секретно, что с начала 1933 года я и делал. Я получил от имени Советского правительства ряд благодарностей. Это – Советской власти годы. Тогда надо было знать все, что намерены сделать японские милитаристы, и я это узнавал из неофициальных источников. Секретность моей прошлой работы для Госбеза и Генштаба СССР заставила меня 18 лет жить двойной жизнью. Я... вынужден молчать и не показывать вида, что имел тайную миссию для СССР. Вся моя работа была сильно законспирирована, и в этом был ее успех». Историк А. Хисамутдинов сообщает, что, живя в Шанхае, Пурин «являлся активным деятелем сибирского областничества, представителем Совета уполномоченных организации Автономной Сибири (СУОАС) в Циндао. Занимался переброской белых партизан в Советскую Россию. Был исключен из СУОАС за «организацию и посылку группы для участия в партизанском движении, каковая... попала в крайне тяжелое положение, а собранные для этого средства оказались выброшенными в интересах советской провокации».
16 января 1956 года в ходе пересмотра дела «Автономная Камчатка» УКГБ по Камчатской области запросило Москву в связи с заявлением Пурина о его сотрудничестве с советской разведкой. 18 февраля поступил ответ за подписью начальника отдела оперативного учета 1-го ГУ КГБ при Совмине СССР подполковника Зайцева: «Пурин Александр Антонович действительно с 1934 года сотрудничал с нашими органами в Китае. Связь с ним поддерживалась (с перерывами) до 1942 года. Как было установлено впоследствии, он одновременно сотрудничал с японской, английской и американской разведками».
В 1997 году я, как директор Центра документации новейшей истории Камчатской области, обратился в соответствующие организации с ходатайством о реабилитации А. Пурина. В январе 2000 года в мой адрес поступило два документа из Хабаровска. Первый от заместителя начальника УФСБ М. Тарана – сведений о родственниках Пурина в его деле нет, с запросами о судьбе Александра Антоновича никто не обращался. Второй – заключение в отношении Пурина по материалам уголовного дела №П-83114, утвержденное 23 марта 1999 года прокурором Хабаровского края В. Богомоловым: «В материалах дела имеются доказательства вины Пурина А.А. в преступлениях, предусмотренных ст. 58-4, 58-10 ч. 1, 58-11 УК РСФСР, то есть занимался антисоветской агитацией, состоял в антисоветской организации БРЭМ, Русский национальный союз. Однако не совершал действий, указанных в ст. 4 Закона (измена Родине в форме шпионажа – Авт.). Обвинение по ст. 58-6 ч. 1 не нашло подтверждения, т.к. все сведения собирал из прессы, путем проведения частных бесед. Нет данных в деле, что они являлись специально охраняемой государственной тайной, могущей вызвать особо тяжелые последствия для интересов СССР. На Пурина А. распространяется действие ст. 3 и 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года. Помимо перечисленного, УФСБ, по нашей просьбе, прислало ксерокопию тюремного снимка А. Пурина лета 1952 года.
Вот и все, что мы на сегодня знаем об Александре Антоновиче Пурине, общественно-политическом деятеле, ученом, а может быть, и разведчике, имя которого на Камчатке известно, к сожалению, немногим. И пока что никак не увековечено. А Пурин, по-моему, этого заслуживает. Хотя бы как первый демократически избранный руководитель нашего края, стоявший во главе администрации в чрезвычайно сложное время. Не говоря уже о его научной деятельности…