Все чаще мы слышим, что онкологическое заболевание – не приговор, что детский рак – излечим, но все же этот диагноз остается самым страшным кошмаром для родителей. Особенно для жителей отдаленных регионов, которые не могут похвастаться ни наличием достаточного числа детских онкологов, ни современным оборудованием и методами диагностики. Главная надежда на выздоровление для пациентов из глубинки – лечение в федеральных клиниках, которые сегодня показывают результаты на уровне европейских центров.
О проблемах и достижениях детской онкологии рассказывает главный детский онколог Минздрава РФ, заместитель директора НИИ детской онкологии и гематологии Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина, академик РАН профессор Владимир ПОЛЯКОВ.
- Владимир Георгиевич, можно ли говорить о том, что в последние 10-15 лет что-то радикально поменялось к лучшему в лечении детей со злокачественными заболеваниями?
- Так и есть. Когда я пришел в детскую онкологию, 40 лет назад, выздоравливали только 20 процентов больных. Сейчас наоборот – 80 процентов выздоравливают. В федеральных клиниках есть все возможности для диагностики, для современных высокотехнологичных методов лечения. При этом к нам сюда едут самые тяжелые больные, нередко – запущенные, все-таки многим удается помочь.
В последние 15 лет большая подвижка произошла за счет прогресса в химиотерапии. Препараты нового поколения дали импульс для активного развития детской онкологии. Сегодня хорошо поддаются химиотерапии такие заболевания, как лейкозы, лимфомы, злокачественные опухоли солидной структуры – саркомы мягких тканей, костей и т.д. Развивается иммунотерапия, на которую мы возлагаем много надежд. Сейчас уже речь идет о ДНК-терапии и таргетной терапии – создаются препараты, бьющие в опухолевую клетку как в мишень, точно в цель. Это уже практически персонифицированная терапия – препарат создается для определенной опухоли.
Есть серьезные достижения в области диагностики – она стала более современной и более ранней, хотя, к сожалению, в связи с отсутствием онкологической настороженности нашего педиатрического контингента, врачей всех специальностей – стоматологов, офтальмологов, педиатров, хирургов, эндокринологов и т.д. – по-прежнему налицо высокая запущенность заболеваний. Детские врачи не очень хорошо знают первоначальные симптомы, не спешат предположить, что у ребенка нетипичное течение болезни, а назначают стандартные методы лечения какого-нибудь ОРВИ, лимфаденита. И проходит много времени, пока не становится очевидным, что это опухоль. 3/4 больных поступают в отделения для проведения противоопухолевой терапии в 3-4 стадиях заболевания, к большому сожалению.
Федеральные центры уже не могут обойтись без таких методов диагностики, как молекулярно-биологический, цитогенетика, иммунофенотипирование, иммуногистохимия, МРТ, КТ, ПЭТ/КТ – позитронно-эмиссионная и компьютерная томография в одном устройстве. Всем этим располагают наши клиники. Комплексное лечение, включающее полихимиотерапию, хирургические вмешательства, лучевую терапию, для некоторых больных - высокодозную химиотерапию с ауто- и аллотрансплантацией гемопоэтических стволовых клеток, позволяет добиться хороших результатов.
- Какие виды злокачественных заболеваний лучше всего поддаются лечению?
- Лимфобластный лейкоз, болезнь Ходжкина, опухоли почек – нефробластомы, заболевания сетчатки глаз – ретинобластомы, гепатобластомы, остеосаркомы. Именно эти заболевания и преобладают у детей.
- Возможно ли, на ваш взгляд, что в не очень отдаленном будущем онкологические болезни будут лечиться так же просто и эффективно, как сегодня ангина, например?
- Когда-то еще академик Николай Блохин, один из основоположников советской онкологии и первый директор онкологического центра, говорил, что скоро мы будем лечить рак таблетками. Не знаю, насколько скоро мы к этому придем, но движемся семимильными шагами, как раз по пути таргетной терапии. Во всяком случае уже есть таблетированные формы противоопухолевых препаратов. Думаю, новые достижения будут зависеть от исследования генома человека. Ученые во всех странах бьются над созданием препаратов, способных исправлять «поломки» в геноме.
Развитие химиотерапии, генетической и иммунотерапии будет способствовать тому, что в конечном итоге мы победим рак.
- Но пока большинство регионов на периферии остаются далеки от прогресса в этой области, и дети поступают в федеральные клиники в 3-4 стадии заболевания, да еще и нередко после неудачных операций и т.п. Что мешает поднять уровень онкологической помощи в целом по стране?
- Мешает многое – целый комплекс проблем, который начинается с медицинского образования. Редкий регион имеет хорошее наполнение кадрами, потому что в детскую онкологию не очень-то стремятся. Специальность трудная, непрестижная и морально тяжелая. Вокруг тебя практически всю жизнь кипят отрицательные эмоции и негатив, и надо обладать мощным характером, чтобы это преодолевать. Физическая нагрузка тоже серьезная, особенно в регионах, где кадров мало, а больные тяжелые. Детский онколог - это полифункциональный специалист. Химиотерапия – сложный процесс, к тому же начинаются разные осложнения, которые надо понимать. Знать сопроводительную терапию, трансфузиологию, про кровь – все, про антибиотики – все, про инфекционные болезни, которые присоединяются, – тоже. Надо знать неврологическую симптоматику и много чего еще. Врач может почувствовать себя человеком, который начинает разбираться в детской онкологии, только лет через 10 непрерывной практики и теории. Поэтому в регионах, конечно, тяжело. В каждом есть отделение, но во многих нет такой возможности, как в федеральных центрах, нет дополнительных методов диагностики, чтобы правильно поставить диагноз.
- Ваш научный центр располагает хорошей базой для обучения специалистов. Едут ли учиться врачи из глубинки?
- Конечно! У нас есть кафедра повышения квалификации и усовершенствования врачей. Научно-практическая база колоссальная – взрослая и экспериментальная клиники, 4 института и производство фармацевтических препаратов. Есть чему поучиться. Можно сказать, что служба потихоньку налаживается, но тяжело это дело идет. Потому что финансирование – крайне недостойное!
В России в медицине вообще недостаточное финансирование – всего 3,4 процента ВВП. В 5-6 раз меньше чем в развитых странах. А это не только препараты и оборудование, это и зарплаты медработников, и обеспеченность средним медицинским персоналом.
У нас ведь медсестру найти – большая проблема. Работа очень сложная – это не пневмонию лечить. Например, у меня в отделении сестры, в основном, из Тульской области, из Каширы – по 100 км девочки ездят на работу, а московских сюда не затянешь. Они все в городской сети – там спокойней и лучше платят.
Мы приглашаем на учебу и педиатров, и детских хирургов, читаем лекции, чтобы увеличить их кругозор – например, «маски» онкологических заболеваний. Популяризируем такие вещи, после чего онкологическая настороженность на некоторое время увеличивается. Но периферия, как правило, остается неохваченной этим обучением.
А самостоятельно педиатр из глубинки вряд ли сможет расширить свой кругозор. Если у человека на участке 40 вызовов в день, когда ему читать, развиваться?
- Вопрос, касающийся недостаточного финансирования. Благотворительные фонды регулярно собирают деньги на лечение больных детей в российских клиниках, и люди спрашивают – почему? Все знают, что по закону онкобольные должны получать лечение бесплатно. А как обстоят дела на самом деле?
- Финансирование клиник распределяется исходя не из реальных потребностей, а из того, сколько может выделить бюджет Российской Федерации. Это мизер. Чтобы мы нормально покрывали расходы на лечение больных, надо как минимум в 5 раз больше денег.
Например, для нашего онкоцентра в прошлом году было заложено 1.300 квот на высокотехнологичные методы лечения. Значит, из регионов нам могли направить в год 1.300 детей – не больше.
На трансплантации нам в этом году выделили всего 12 квот, которые мы израсходовали за 3 месяца. Больше денег на это нет, и когда к нам поступает больной, направляемый на трансплантацию, начинается нудная переписка – мы обращаемся в минздрав того региона, откуда ребенок: помогите, соберите денег, обеспечьте нас медикаментозной поддержкой, а мы проведем работу. Нам пишут, что такими деньгами не располагают, но ребенка просят взять. Пишем в Минздрав РФ о выделении дополнительных квот. Но кто же их выделит? Все деньги уже распределены... Из таких ситуаций мы выходим только за счет благотворительных фондов либо спонсоров – частных вливаний или организаций, которые иногда находят и сами родители.
На научные исследования тоже выделяется мизер, которого ни на что не хватает, так же обстоят дела и с закупкой оборудования – пишем заявки, обосновываем, специальная комиссия их рассматривает, и делим эти крохи, как Тришкин кафтан, исходя из соображений крайней необходимости. Реальность такова, что мы работаем в условиях жесткого дефицита средств. Поэтому участие благотворителей в лечении онкологических заболеваний у детей действительно требуется.
Беседовала Эмма КИНАС, пресс-секретарь БФ «Спаси жизнь» (www.бф-спасижизнь.рф)