Год назад ушел из жизни замечательный камчатский художник Вадим САНАКОЕВ. Воспоминаниями о Вадиме с читателями делится Виктория ПЕТРАШЕВА, которая много лет дружила с ним
Прошлым летом в Подмосковье ушел из жизни один из самых уважаемых и любимых художников Камчатского края, член Союза художников России Вадим САНАКОЕВ.
Многолетние друзья и поклонники его творчества – те, кто не смог проводить Вадима в последний путь, встретились в бывшей мастерской художника в Петропавловске-Камчатском. Они собрались, чтобы почтить светлую память Вадима Санакоева, отдавшего Камчатке всю свою сознательную жизнь и посвятившего этой благословенной земле все свое творчество.
Одним из любимейших мест Вадима была Первая Кошка. Ее священность, таинство седой истории, память предков здесь его потрясала и будоражила. В каждой тропочке, обветренном морскими ветрами балагане, продырявленном бате, незатейливых разговорах карагинских стариков, смешливых взглядах молодежи, детской возне на берегу спокойного залива, нечаянном лае сонной собаки, в криках чаек этот удивительный человек, ставший певцом Севера, слышал жизнь…
В памяти друзей
Это было 18 июня 2010 года. Собрались те, кто прожил рядом с Вадимом Санакоевым многие-многие годы. Среди нас были художники, бывшие артисты ансамбля «Мэнго», многие приехали с севера Камчатки, из Паланы. Северная тема – самая любимая для художника.
Когда в наших краях появился темноволосый юноша с серыми глазами, он буквально влюбился в искусство северян. Навсегда его лучшими друзьями остались молодые солисты ансамбля корякского танца «Мэнго» – теперь уже народные и заслуженные артисты России Иосиф Жуков, Екатерина Гиль, Татьяна Романова.
Вадим Санакоев ушел от нас год назад. Утрата невосполнимая. В жизни надо успеть долюбить, додружить, дозаботиться. Сейчас нас всех гложет какая-то вина: что-то мы Вадиму недодали. Это чувство всегда преследует человека, когда он теряет своих близких. Грустно, но это так.
Меня поразило, что вспоминали Вадима очень живо. Иной раз даже смех пробегал между нами. Но это потом. Вначале были грустные лица. Быстро образовался стол – каждый что-то принес с собой, стол получился богатый. Вадим сам был щедрым душой. Великодушие его каждому известно. Если у него бывал гость, Вадим всегда считал, что это посланник Бога. Каждый, кто знал Вадима, обязательно вспомнит его осетинские плюшки. Он мог их испечь в любой ситуации.
Однажды мы возвращались с рыбалки с Первой Кошки в село Карага в 4 часа ночи. Это расстояние можно проплыть на моторной лодке за 10 минут. Мы застряли, и часа 3 болтались в Карагинском заливе Берингова моря: никак не могли выгрести на Карагу. Когда выбрались, добирались до Оссоры на смешном мотоцикле корякского художника Володи Лазарева. Люлька в мотоцикле не имела дна. Мне пришлось всю дорогу кричать «у-лю-лю-лю». Хотела сказать: «В люльке дна нет», а получалось: «У-лю-лю-лю». Вадим сидел на мотоцикле, обняв Володю, и подбадривал меня: «Держись, старушка, крепись, старушка!»
Когда, наконец, мы прикатили в холостяцкую квартиру Володи Лазарева, тут же из ничего образовался стол. У меня были гостинцы из города, а Вадим моментально замесил тесто. Мы пили роскошный французский ликер, закусывая осетинскими плюшками. Теперь многие из нас могут похвастаться – а я умею делать эти лепешки. В художественном музее говорят «я умею», мои дети говорят «я умею». Теперь эксперты по его наследию, наверное, запишут этот рецепт и запечатлеют в память о Вадиме для потомков.
Миротворец со сложным характером
Конечно, мы много говорили о картинах Вадима. Вряд ли в течение ближайших десятилетий придет подобный художник на Север, не только на камчатский, я говорю о российском Севере. То, что отражено на полотнах Вадима, уникально, удивительно. К сожалению, очень мало его картин осталось в музеях. Большинство работ сгорели. В своем доме я храню его могучие «Шаломайники», картину «Куща», написанную осенью вблизи океана. Помню, как он дарил мне эти картины.
Вдруг неожиданно Вадим появился на пороге моего дома с огромнейшим свертком: «Это тебе на сохранение!» «Да ты что! И как надолго?» – спрашиваю. «На вечность». Вадим был очень дарящим человеком. Всех, кто его знал, это поражало.
Он был свободолюбивым, ни перед кем никогда не пресмыкался. У него был сложный характер. Вспоминаю эпизод, когда мы с моей внучкой Танюшкой, огибая Колдунью-гору, пришли на Первую Кошку. Это историческое и священное место в Камчатском крае. Оно отображено и у Степана Крашенинникова. Здесь еще в древние времена протекала очень активная жизнь коряков-карагинцев. Первая Кошка находится по дороге от Старой Караги. Современное село Карага возникло уже в советское время, а на Первой Кошке и в советское время коряки ставили свои огромные балаганы – юртовища, и здесь находилась их рыбалка.
Для Вадима это место было одним из любимых, он все время мечтал туда вернуться. Не одну свою знаменитую картину художник посвятил этому священному месту. Помню, моей внучке Танюшке, тогда еще совсем маленькой, Вадим сколотил миниатюрный мольбертик, укрепил лист бумаги, и Таня, повернувшись спиной к Санакоеву, стала быстро рисовать юкольник и «навешивать» рыбешки на вешала. Я спросила: «Танюш, почему ты рисуешь, не глядя на юкольники?» Она в ответ: «Потому что их Вадим рисует». Я говорю: «Но ты ведь тоже их рисуешь, вот и повернись к юкольнику и к Вадиму». Она отвечает: «Нет, не хочу. Санакоев такой сложный человек»…
В тот вечер, 18 июня 2010 года, мы сидели в его бывшей мастерской и говорили о сложности его характера, о конфликтах, которые возникали между Камчатским союзом художников и молодыми художниками, которых не очень-то хотели признавать и впускать в свой круг. Таким молодым был в то время и Вадим. Это противостояние очень долго длилось. Вадим на компромиссы не шел. Он действительно был очень сложным человеком. Устами младенца глаголила истина.
Вместе с тем этот художник вызывал могучее уважение и признание у камчатцев, он был удивительным миротворцем.
Когда не стало основателя «Мэнго» Саши Гиля, в ансамбле возникали серьезные противоречия. Мы с Йосей всегда были большими друзьями, но одно время у меня к нему возникло какое-то странное чувство отторжения. Вадим незаметно сумел заставить меня преодолеть в себе это чувство и позволил изменить свое отношение к Иосифу Жукову. С тех пор, как и прежде, для меня мои земляки и друзья – солисты «Мэнго» остаются при своих титулах: Катя Гиль – Королева, Таня Романова – Царица, Иосиф Жуков – Король. Эти люди необыкновенно талантливы, всех их безгранично любил Вадим. Я ему благодарна за то, что он изменил мой взгляд на некоторые вещи, и я сохранила великую дружбу с ними.
Кто расскажет о Художнике?
В тот день мы вспоминали места, которые он просто боготворил. Ведь он был Художником! Он мог влезть в такие дебри, и там утонуть, а потом выползти оттуда – и уже готов этюд, который позже превратится в картину мощной энергетики!
Иной раз его спрашивали: «Почему ты любишь эти кусты, что ты в них нашел?» Возле берега Тихого океана – заросли ольшаника, кедрача, шиповника, еще какие-то кусты. На первый взгляд, ничего примечательного. Но когда ты видишь, как ложатся под кистью художника мазки, как подобраны краски – желтый, коричневый цвет, чуть зеленого – ты заряжаешься от неудержимой силы его работ.
В тот день мы говорили о том, что любому художнику, и тому, который только берет кисть в руки, и тому, который уже состоялся, нужно признание. Как часто оно не приходит при жизни! Это грустно: признание должно прийти вовремя.
При жизни Вадима были выпущены цветные открытки с его работами, черно-белый и цветной каталоги. Но это же не альбомы! Альбом так и не вышел, хотя Татьяна Романова очень много делала, чтобы издать альбом работ Вадима Санакоева: и спонсоров находила, и деньги выбивала. Но все чего-то не хватало, чтобы альбом состоялся. Текст писал Валерий Кравченко, а я думаю, что в этом альбоме должны несколько авторов оставить свои воспоминания о Вадиме. Ведь у него так много героев! Хотя бы вот эти носители эвенских фамилий на французский манер в Хаилино: Манруни, Нинани, Эгини. Его герои – оленеводы, рыбаки, охотники. Он сам столько исходил пешком по их родовым угодьям, и столько было у него удивительных встреч! Как он любил бывать в корякском национальном селе Лесная. Самое интересное, что о художнике Санакоеве могут сказать сегодня люди всех поколений.
Несколько лет подряд на Камчатку приезжал один японский исследователь – Морито Масаки. Он очень любил творчество Санакоева и уважал художника. Они стали большими друзьями. Масаки часто писал Вадиму письма, звал его уехать в Японию, готов был предоставить ему все – мастерскую, краски, холсты, и говорил: «Приезжай в Японию. Будешь там работать и умрешь как Поль Гоген на Гаити». Масаки заказал однажды работу Вадиму, а тот взял и подарил ее ему. Это – характер, сущность Санакоева-человека.
Если у него что-то было, он одаривал того, кто рядом. Его отношение к местным художникам было очень трепетным. Художнику Володе Лазареву он переслал на север уйму холстов, красок, кистей, чтобы только тот не употреблял спиртное, а рисовал и успел что-то при жизни сделать. Такую же огромную помощь он оказывал корякскому художнику Кириллу Килпалину. Вадиму было больно видеть, как человек могучего таланта, удивительной самобытности, живет в таких нищенских условиях.
Санакоев очень спешил написать книгу о Кирилле Килпалине, и написал. Получилась удивительная книга. О Вадиме надо писать так, как он написал о Килпалине.
Виктория ПЕТРАШЕВА,
кандидат философских наук, ТИГ ДВО РАН
Фото Виктора ГУМЕНЮКА