След подстреленной птицы

Окончание. Начало в номере за 9 марта

«В Петропавловске, – рассказывал коммерсант Георгий Бек, – я встретился с моим давним знакомым по Твери (до войны он – тверской помещик) генералом Поляковым, который сообщил по радио о моем приезде Бочкареву, и таким образом начались мои сношения по радио с Бочкаревым. Бирич был тогда уже в плохих отношениях с Бочкаревым и Поляковым, а когда узнал, что Бочкарев информирует нас о нуждах в продовольствии и передает заказ, то и на меня распространил свою неприязнь, и до моего отъезда с Камчатки я всего был у Бирича не более 3 раз. Заказ Бочкарева для населения товариществом «Китомарус» был принят условно, ибо срок доставки в Гижигу товаров, в число которых входило 2.000 пудов муки, 100.000 аршин мануфактуры, 2.000 пудов сахара и прочего, был обозначен к 10 июня, а в это время, в феврале, мы безнадежно стояли во льдах в Петропавловской бухте.

В конце апреля мы, наконец, тронулись в обратный путь. Во время моего пребывания в Петропавловске было выступление красных. Петропавловск был блокирован. Наша торговля шла совсем плохо, хотя две наши экспедиции на собаках вглубь страны (полуострова Камчатки – В.П.) были пропущены красными. В обороне Петропавловска Бирич передал командование генералу Полякову, но контролировал его сам, и известные мне аресты супруг Ларина и Фролова были произведены приказом Бирича, а не Полякова. Насколько мне известно, в мое пребывание в Петропавловске эксцессов и террора не было. По поводу фирмы «Нихон-Моохи» мне известно следующее: сдача эта (Командорских островов в аренду – В.П.) была совершенно неожиданной. Ближайший сотрудник Бирича статский советник Соколов и контролер Миховский открыто говорили, что это корыстная сделка Бирича. В противовес они просили у Пилецкого товары для снабжения населения Командор с тем, что они пойдут туда сами и, собрав пушнину для казны, впоследствии рассчитаются, но когда Пилецкий пошел к японскому консулу в Петропавловске, то тот определенно сказал, что никакой пароход неяпонской фирмы не будет пропущен на Командоры и что сделку с «Нихон-Моохи» он считает законной, но готов содействовать, чтобы часть потребных для Командор товаров была куплена у товарищества «Китомарус» фирмой «Нихон-Моохи».

Во Владивосток пароход «Охотск» с Пуриным, Добровольским, Пилецким и Беком пришел в первой половине мая. Пилецкий сразу же уехал в Харбин. А Георгия Георгиевича вызвал член Приамурского правительства, брат премьер-министра Н. Меркулов и запретил «работать над новой товарной экспедицией», пригрозив, в противном случае, арестом. Меркулов сказал, что этим занимается правительство. Вскоре Беку стало известно о переговорах Н. Меркулова и частных лиц по поводу снабжения Севера с использованием его информации. Он «подал докладную записку, указывая на нецелесообразность запрещения, в то время как японцы и американцы работают свободно на Севере, не платя правительству никаких сборов». Вместо ответа коммерсант получил сведения о готовящемся аресте и последовал за Пилецким…

При белой власти его не взяли под стражу. В тюрьму он попал спустя месяц с небольшим после воцарения большевиков. Супруга Г. Бека Вера Николаевна обратилась к начальнику Госполитохраны с заявлением, в котором уверяла, что задержание мужа – печальное недоразумение, и обещала «по надобности представить поручительство видных лиц местной общественности».

Прапорщика по Адмиралтейству Кулия, подобно Беку, трибунал причислял к особо опасным политическим преступникам. По следственным материалам установлено: Василий Кулий, украинец по национальности, в 4 года потерял родителей, закончил сначала реальное, а потом мореходное училище, до 1912 года работал на судах на линии Одесса - Владивосток, на Дальнем Востоке занимался коммерцией и рыболовством. Во время февральского и октябрьского переворотов служил в Сибирской флотилии (Владивосток). У В. Кулия был девиз: «Если хочешь жить, то надо учиться и работать». Никогда не состоял ни в каких партиях.

«Когда начались безобразия в городе, я ходил к Биричу и предлагал арестовать Полякова и выслать во Владивосток, но он не согласился, – говорил на допросе прапорщик, – об этом узнал Поляков, и меня посадили на гауптвахту, где содержали целый месяц и хотели спустить под лед. После разрыва Бирича с Поляковым я был освобожден». Кочегар «Свири» Евсеев показал на владивостокском процессе: «Как-то в Петропавловске Кулий увозил на катере двух арестованных. Когда он возвратился, то арестованных не было, а на корме виднелось кровавое пятно». Подсудимый отвечал, что арестованных отвез, и они живы и сейчас, кровь же на корме от подстреленной им птицы. Фамилии арестованных не назывались. Возможно, это были партизанские парламентеры Егор Попов и Герасим Яковлев, отпущенные и переправленные белыми на противоположную сторону Авачинской губы в начале мая 1922 года.

Самым молодым (21 год) среди обвиняемых был крестьянский сын Николай Федорин. Не доучившись в Харбинском коммерческом училище, он бежал в Сибирь, поступил в Читинское юнкерское им. атамана Семенова, но бросил и его, уехал к брату во Владивосток. Там в апреле 1921 года, рассказывал он, устроился в Общественном собрании контролером при лото. В майском перевороте не участвовал, хотя подбивали знакомые юнкера, в том числе Семен Бирич-младший, заверяя Федорина в личной безопасности и ссылаясь на имевшиеся у них «записки от японцев». Вступить в СЭО его уговорил все тот же сын Бирича. Зачем отправляются казаки на Север, юноша не знал – слышал, что для спасения Родины и сохранения Камчатки за Россией. «Среди нас был слух, что советская Россия продает Камчатку Америке. Я тайно от брата явился на «Кишинев», где был принят в отряд капитаном Грундульсом в качестве рядового-юнкера».

…Переписка по пересмотру результатов процесса 1923 года заняла несколько лет. Проблема сильно осложнилась после заключения военной прокуратуры ТОФ от 29 октября 1999 года о признании приговора ВРТ обоснованным, а осужденных не подлежащими реабилитации. Дело сдвинулось с мертвой точки после моего письма (15 марта 2001 года) генеральному прокурору РФ В. Устинову. «Ознакомившись с помощью УФСБ по Приморскому краю с архивно-следственным делом №ПУ-7648 на Х. Бирича и других участников экспедиции в Охотско-Камчатский край в 1921 году, центр пришел к выводу: виновность всех осужденных по этому делу не доказана, а сам процесс устроен в угоду политической конъюнктуре того времени.

Х. Биричу вменялось в вину:
1) подача идеи о снаряжении экспедиции, хотя принадлежала эта идея не ему, а члену Народного собрания Кругликову и есаулу Бочкареву;
2) аресты красных партизан и мирных жителей и т.д., хотя распорядился арестовать он только одного человека – некоего Бабкина-Байкалова, которого ранее арестовывала и советская власть;
3) насилие и издевательства над камчатцами, хотя в деле факты на сей счет отсутствуют;
4) реквизиции в Петропавловске, хотя производились они не им, а главой военной администрации генералом Поляковым, а Бирич относился к этому отрицательно, что подтверждается материалами дела.

Более того, при внимательном изучении дела №ПУ-7648 можно обнаружить данные, свидетельствующие об обратном: Х. Бирич, как бывший камчатский рыбопромышленник, хорошо знающий край, проявлял заботу о нуждах населения, особенно в социально-экономической сфере, а его приказы с угрозами в адрес красных партизан-террористов имели цель помешать дестабилизации обстановки в области и успокоить мирных граждан, которых партизаны пытались всеми силами втянуть в конфликт с властями, препятствуя заготавливать рыбу, сено и дрова, захватывая заложников.
С ходатайством о реабилитации Х. Бирича и его подельников, говорилось далее в письме, центр документации новейшей истории Камчатской области обратился 31 января 2001 года в Главную военную прокуратуру, но та, сославшись на «неподнадзорность», отфутболила ходатайство «в прокуратуру Приморского края, г. Хабаровск».

В конце письма объяснялась причина его появления: «Решили написать вам, чтобы узнать, кто же на самом деле должен рассматривать наше ходатайство и будет ли оно рассмотрено объективно на основании досконального изучения дела, в соответствии с законами РСФСР и РФ о жертвах политических репрессий и их реабилитации».

4 апреля 2001 года аналогичный текст был направлен прокурору Приморского края. Примерно в то же время мой адресат получил бумагу из Генеральной прокуратуры: «Направляю для рассмотрения обращение о реабилитации Бирича Х.П. с учетом указания генпрокурора РФ от 6. 03.01 №12/13 «Об организации работы по исполнению закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». О принятом решении прошу уведомить заявителя. Прокурор отдела реабилитации жертв политических репрессий Т.В. Вдовина». 17 мая 2001 года приморский прокурор переслал все материалы по делу Бирича и других в военную прокуратуру ТОФ, указав при этом на ее заключение от 29 октября 1999 года об обоснованности приговора 1923 года, в связи с чем «прокуратурой Приморского края обращение Пустовита В.П. не может быть разрешено по существу».

Итак, все возвратилось на круги своя. Поскольку судебно-прокурорская машина редко когда дает обратный ход, шансов на благоприятный исход дела было мало. Но, видимо, все же сработали те несколько столичных строк, под которыми стояла подпись Вдовиной. 7 августа 2001 года на мой служебный стол лег документ следующего содержания: «Начальнику ОРАФ УФСБ РФ по Приморскому краю подполковнику Воловатову В.А. Директору ЦДНИКО Пустовиту В.П., г. Петропавловск-Камчатский, ул. Ленинская, 52 (для сведения). По минованию надобности возвращаю архивное уголовное дело №ПУ-7648 в отношении Бирича Х.А. и других. По делу составлены заключения и справки о реабилитации всех осужденных. Приложение: архивное уголовное дело в 2 томах, заключение на 2 листах, справки о реабилитации на 6 листах, все только в первый адрес. Старший помощник военного прокурора ТОФ подполковник юстиции В.П. Куц».

Месяц спустя по моему запросу центр документации получил копии реабилитационных документов. В заключении по делу от 26 июля 2001 года значилось: «Кулий, Ивлев, Полищук, Салатко-Петрище, Бек и Бирич осуждены необоснованно. В ходе предварительного и судебного следствия не добыто достаточно доказательств: организации Беком в контрреволюционных целях вооруженных восстаний или вторжения на советскую территорию вооруженных отрядов или банд, а равно об участии его в попытке в тех же целях захватить власть в центре и на местах или насильственно отторгнуть от РСФСР какую-либо часть ее территории; организации Биричем в контрреволюционных целях террористических актов, направленных на представителей советской власти или деятелей рабоче-крестьянских организаций; участия Кулия, Ивлева, Полищука, Салатко-Петрище в организации, созданной Беком. Изложенное свидетельствует о необоснованности отказа всем осужденным в реабилитации.

В связи с тем, что Кулий, Ивлев, Полищук, Салатко-Петрище, Бек и Бирич были необоснованно осуждены за государственные преступления по политическим мотивам, на основании ст. 3 закона «О реабилитации жертв политических репрессий от 18 октября 1991 года» они подлежат реабилитации».

P.S. Когда эта статья была уже готова, в Твери вышла книга памяти жертв политических репрессий Камчатской области «Из тьмы забвения…». В ней можно найти сведения обо всех осужденных участниках процесса 1923 года, в том числе о Григории Амосовиче Ивлеве. «Арестован повторно как заключенный Дальлага 8.10.1937 г. Обвинялся по ст. 58-10. Постановлением Нижне-Амурского ОУ НКВД 10.03.1939 г. дело прекращено. По неподтвержденным данным, позже был расстрелян…».