Беседовала Мария ШУПЕНИК
Порой кажется, что все происходящее в российской экономике не поддается разумному объяснению, не подчинено какой-либо логике и развивается само по себе. Но встреча с директором департамента денежно-кредитной политики Банка России Кириллом ТРЕМАСОВЫМ во многом изменила эту мою точку зрения.
В ходе нашей беседы Кирилл Викторович не выпускал из рук карандаша и все сказанное по ходу интервью увлеченно иллюстрировал выведенными тут же в блокноте формулами, схемами, графиками. И что примечательно – все было очень наглядно и, в принципе, понятно…
– Кирилл Викторович, в качестве базы для дальнейшей беседы, вероятно, надо определиться с понятиями «инфляция» и «ключевая ставка»?
– Если коротко, то инфляция – это изменение стоимости определенного набора товаров и услуг за последние 12 месяцев.
Индекс цен рассчитывается на 556 наименований товаров и услуг, формирующих так называемую потребительскую корзину. Порядка 38 процентов ее содержимого приходится на продовольственные товары, чуть меньше на непродовольственные (35 процентов), остальное – это услуги.
Что касается понятия «ключевая ставка», это основной инструмент денежно-кредитной политики, с помощью которого Центральный банк влияет на совокупный спрос в экономике. Меняя ключевую ставку, Банк России воздействует на общий уровень ставок в экономике, в том числе на динамику процентных ставок на вклады и депозиты, кредиты, а уже через них на потребительское поведение, поведение бизнеса и, соответственно, на совокупный спрос.
– Банк России считает своей целью поддержание уровня инфляции вблизи 4 процентов. Почему? США, некоторые другие страны комфортно существуют при двухпроцентной инфляции и даже нулевой. А у нас почему именно 4 процента, а не 3, не 5 или, например, не 2 процента, как у других?
– Режим таргетирования инфляции, то есть определение цели по инфляции, информирование об этом общества и дальше – удержание инфляции вблизи этой цели, – это тот режим, к которому мир начал переходить еще в начале девяностых годов прошлого века. Мы, наверное, одними из последних это сделали. Банк России начал таргетировать инфляцию с конца 2014 года, установив цель на уровне 4 процентов.
И это несмотря на то, что в стране тогда был достаточно высокий уровень инфляции: в тот период произошло существенное ослабление рубля. Ключевая ставка тогда повышалась до 17 процентов годовых. Но выбор цели по инфляции был таким, каким остается и сегодня, – вблизи 4 процентов.
Чем именно был обусловлен выбор этой цели?
Во-первых, это некий средний ориентир по миру. Большинство стран в мире таргетируют инфляцию в диапазоне от 2 до 6 процентов: развитые страны ставят планку чуть пониже, развивающиеся страны – повыше. Мы находимся где-то в середине.
Во-вторых, принимая решение о цели по инфляции, Банк России, конечно, учитывал особенности отечественной потребительской корзины. У нас в ней большую долю занимают продовольственные товары, цены на которые особенно изменчивы. Ведь динамика цен на продовольствие очень часто определяется факторами, вообще никак не зависящими от денежно-кредитной политики. Они больше зависят от урожая, влияния мировых цен. И установление слишком низкой цели по инфляции могло бы привести к тому, что инфляция в какие-то периоды уходила бы в отрицательную область – область дефляции.
А дефляция – это очень серьезная угроза для экономики. Когда вы знаете, что цены завтра будут ниже, чем сегодня, вы откладываете приобретение товаров на завтра. И уже сегодня это может привести к снижению спроса, снижению продаж у компаний, падению их выручки. Дальше может быть сокращение персонала, падение доходов. Опыт попадания в дефляционную спираль на отдельных товарных рынках ни к чему хорошему, как правило, не приводит, наоборот, это часто ведет к негативному влиянию на экономический рост.
Поэтому Банк России выбрал цель вблизи 4 процентов.
Мы в текущем году готовим обзор денежно-кредитной политики – это то, что делают многие центральные банки, как правило, раз в пять лет, исследуя, что сделано за прошедший период, какие получены результаты, и анализируя оптимальность выбранных параметров таргетирования инфляции. В рамках этого обзора денежно-кредитной политики будет рассматриваться возможность уточнения цели по инфляции. При этом вопрос о повышении таргета не стоит в повестке дня. Мы будем анализировать возможность снижения цели по инфляции и в следующем году поделимся результатами наших исследований с обществом.
– Как я поняла, с помощью повышения ключевой ставки Банк России «заливает» огонь спроса на товары и услуги, а снижения – наоборот, увеличивает этот спрос. Но людей в стране больше не становится, более-менее точно просчитать их потребности, как и спрогнозировать спрос, совсем не трудно. Почему цены регулируются не за счет обеспечения достаточного предложения товаров, а методом изменения ключевой ставки?
– В экономической науке есть понятие «траектория потенциального роста экономики». Это та устойчивая траектория, по которой экономика может расти в долгосрочном периоде. Темп роста экономики определяется, по большому счету, тремя факторами: объемом капитала (инвестиций), количеством труда и совокупной производительностью этих факторов.
То есть увеличить предложение в длительном периоде мы не можем больше того, что позволяет сложившаяся траектория. До кризиса потенциальный темп роста экономики составлял 1,5–2 процента в год. Все программы, связанные с национальными проектами, как раз и направлены на то, чтобы экономика росла быстрее, не на 1,5–2 процента, а хотя бы 2–3 процента. Но добиться этого можно только за счет повышения производительности.
А бизнес когда начинает задумываться над этой проблемой? Когда его поджимают конкуренты, когда снижается спрос на его продукцию. Развитие конкурентной среды, борьба с монополиями, улучшение инвестиционного климата в стране – все это лежит за пределами денежно-кредитной политики и находится в компетенции Правительства. Если преобразования, которые сейчас ведутся руководством страны, увенчаются успехом, то мы добьемся более высокого темпа роста экономики.
Задачи же денежно-кредитной политики иные. Они направлены на то, чтобы компенсировать возникающие в экономике шоки. В таких условиях экономика может сильно отклоняться от заданной траектории. Именно с этим мы столкнулись в период локдауна, связанного с пандемией. Когда экономика страны существенно отклонилась вниз от потенциала, мы ее поддерживали: Правительство увеличивало расходы, Банк России снижал ключевую ставку, поддерживая спрос через кредиты. Восстановление произошло очень быстро. Уже в II квартале этого года экономика вернулась на допандемийный уровень. Сейчас, во втором полугодии, мы уже возвращаемся в прежний тренд. Причем очень важно в этой ситуации не допустить состояния «перегрева», когда спрос высокий, а бизнес в силу обстоятельств не может удовлетворить этот спрос.
В настоящее время действует много ограничений, мешающих бизнесу отреагировать на увеличение спроса. Одно из таких ограничений – это то, что происходит на рынке труда. У нас абсолютный исторический максимум числа свободных вакансий, мы ощущаем острый дефицит кадров. Здесь сказалось и влияние уровня миграции, и, разумеется, масштаб заболеваемости. Судите сами – у нас, по данным оперштаба, количество заболевших в стране сейчас порядка 600 тыс. человек. Это значит, люди либо лежат в больницах, либо дома находятся на карантине. А вместе с ними, скорее всего, сидят дома и члены их семей.
– А на инфляцию пандемия влияет каким-нибудь образом?
– Пандемия – это то, что создает ограничения со стороны предложения. Бизнес и рад был бы где-то нарастить свои мощности, но не может нанять персонал либо вынужден платить более высокую зарплату, чтобы привлечь рабочую силу. Возникает ситуация, когда рост зарплаты опережает рост производительности труда. А это значительный проинфляционный фактор, такая ситуация увеличивает инфляционное давление. У нас нет желания «задушить» спрос. У нас есть заинтересованность в том, чтобы экономика росла, спрос тоже рос, но мы хотим, чтобы это происходило сбалансированно, чтобы динамика спроса соответствовала динамике предложения. Только в этом случае мы достигнем цели по инфляции вблизи 4 процентов.
– Банк России в сентябре принял пятое по счету решение об увеличении ключевой ставки – теперь уже до 6,75 процента. Не станет ли это, на ваш взгляд, ударом по благосостоянию граждан? Что плохого было в том, что люди имели возможность брать кредиты, чтобы приобрести автомобили, сделать ремонт, купить жилье? Кроме того, это обеспечивало и дополнительные рабочие места в какой-то степени, потому что за счет кредитов решались многие хозяйственные вопросы, в том числе и проблемы экономики Камчатки.
– Давайте сразу же определимся, что потребительский кредит и ипотека – это совершенно разные вещи, и влияние размера ключевой ставки на них совершенно различное. Ключевая ставка – это стоимость коротких денег. То есть, действительно, кредиты, депозиты сроком на 3–6 месяцев и даже на год очень сильно зависят от динамики ключевой ставки: повышается ключевая ставка, повышаются и проценты на такие кредиты, депозиты.
Другое дело, когда мы говорим об ипотеке. Средняя продолжительность ипотечного кредита – 20 лет. И стоимость кредита на такой длительный срок во многом определяется не ключевой ставкой, а инфляционными ожиданиями, доверием финансовых институтов, граждан страны к проводимой денежно-кредитной политике.
Если банк как кредитор знает, что, например, нынешнее повышение ставок, отклонение инфляции от цели – это временное явление, если у кредиторов и у заемщиков есть уверенность в том, что после локального всплеска инфляция быстро вернется к цели и Банк России вернет ключевую ставку в нейтральный диапазон, а мы сейчас нейтральный диапазон оцениваем как 5–6 процентов, то стоимость длинных кредитов, в том числе кредитов по ипотеке, существенно не меняется, что, собственно говоря, мы и наблюдаем в настоящий момент.
Давайте рассмотрим процесс ценообразования на рынке долгосрочных кредитов. Все очень зависит от доходности облигаций федерального займа (ОФЗ) – ценных бумаг, выпускаемых Министерством финансов России, с помощью которых Правительство привлекает деньги с рынка. Сравним, как сейчас торгуются десятилетние государственные облигации и как они торговались весной, когда мы начинали повышать ключевую ставку. Так вот, с марта 2021 года Банк России поднял ставку на 2,5 процентного пункта или на 250 базисных пунктов, а стоимость десятилетних облигаций как была в диапазоне 7–7,4 процента, так в нем и остается, она практически не изменилась. Это еще одно свидетельство того, что «длинные» ставки зависят от инфляционных ожиданий, от доверия к денежно-кредитной политике Банка России, а не от величины ключевой ставки.
Стоимость ипотечных кредитов зависит от динамики стоимости ОФЗ. И если не меняется стоимость ОФЗ, то не меняется стоимость ипотечного кредита. Больше скажу, если бы мы вовремя не начали повышать ключевую ставку, и инфляция разогналась бы сильнее, то рынок бы смотрел и думал, а что, собственно говоря, происходит – инфляция растет, а Центральный банк не реагирует? Вот в этом случае могли бы возникнуть какие-то подозрения, связанные с доверием к проводимой денежно-кредитной политике. И в этом случае, если бы мы не повышали ставку, стоимость ипотечных кредитов могла бы значительно вырасти. Поэтому, повышая ставку, Банк России, по сути дела, обеспечивает стабильность долгосрочных кредитов, длинных денег в экономике.
– Вы недавно встречались с представителями бизнеса Камчатки. Каково, на ваш взгляд, самочувствие камчатских предприятий?
– У меня были встречи с представителями розничного бизнеса, руководителями камчатских предприятий. То, что я услышал, – это подтверждение нашей оценки экономики: восстановление состоялось и состоялось достаточно быстро. Но камчатские предприятия постоянно сталкиваются с разными проблемами, ограничивающими их бизнес, возможности дальнейшего роста и расширения. Увы, таков постпандемийный мир, в котором мы оказались и в котором, наверное, всем нам придется жить еще достаточно длительное время. Более того, мы пока еще и с пандемией не справились до конца.
– У предприятий проблемы, нам всем долго еще жить в постпандемийном мире. А между тем в государстве в последнее время откуда-то появились деньги на выплату незапланированных пособий детям, пенсионерам, врачам, военнослужащим. Но эти деньги в формулу расчета ключевой ставки Банка России изначально ведь не входили? И что, интересно, произойдет в ближайшее время с инфляцией? Сфера торговли и услуг наверняка уже радостно приготовилась заложить эти выплаты в цены, и пенсионер со своей «тринадцатой» пенсией даже до магазина не успеет добежать, чтобы купить товары по старой стоимости.
– Я так понимаю, речь идет о тех выплатах, которые были осуществлены в августе и в начале сентября, – в целом это было более 700 млрд рублей. Сумма действительно крупная и значимая. Хотя, чтобы оценить ее масштаб, можно вспомнить, что в прошлом году международный туризм в России «просел» на 90 процентов. До кризиса жители страны вывозили за рубеж 2,3 трлн рублей. И вот 90 процентов от этой суммы теперь остается в стране, и все эти сэкономленные деньги идут на внутренний спрос, поскольку туристическая отрасль пока все еще не восстановилась.
700 млрд рублей – это, конечно, тоже очень значимая сумма. Но для Банка России она не явилась сюрпризом. Дело в том, что в стране действует бюджетное правило, задающее объем расходов. Если правительство получает дополнительные доходы, то оно, согласно идеологии бюджетного правила, должно эти деньги потратить. С начала года, в принципе, уже было понятно, что восстановление происходит намного быстрее, чем это планировало Правительство, чем закладывалось в бюджете. И мы изначально с начала года оценивали, что в бюджете будут существенные объемы дополнительных доходов. Не было известно, по каким направлениям они будут потрачены, но то, что они будут израсходованы, было очевидно. Поэтому указанные средства учитывались в наших моделях и принимались во внимание при принятии решений в области денежно-кредитной политики.
– Мы понимаем, что в стране сейчас рыночная экономика, и Банк России в связи с этим, как известно, придерживается плавающего курса рубля. Но нельзя ли как-нибудь скорректировать это «плавание», чтобы «штормы» были не так ощутимы? Население, уровень жизни которого неуклонно падает в последние годы, конечно, давно не паникует, потому что уже привыкло, но это не повод совсем не заботиться о его интересах.
– Мы фактически отвязались от нефти, введя бюджетное правило и перейдя к политике таргетирования инфляции. Эти две основные масштабные значимые реформы в области макрополитики были осуществлены несколько лет назад. И сейчас мы видим, что интерес населения к изменениям валютного курса резко снизился. Людей больше интересуют цены в магазинах, чем стоимость валюты. Прямая взаимосвязь между колебаниями валютного курса и ценами в магазинах не всегда просматривается, как это было раньше. Во многом, конечно, это стало следствием событий, которые развивались в стране после 2014 года – имеется в виду то, что связано с импортозамещением. Есть такой показатель – «эластичность цен к валютному курсу», он показывает, как цены меняются вслед за изменением валютного курса. Раньше было так, что 10 процентов в изменении валютного курса увеличивали инфляцию в стране чуть ли не на 1 процент. Сейчас этот показатель существенно меньше, при этом демонстрирует постоянную тенденцию к снижению. То есть влияние валютного курса на внутренние цены значительно уменьшилось.
Что касается колебаний валютного курса, Банк России их не прогнозирует и никак не вмешивается для коррекции динамики курса – эти параметры определяет рынок. При этом важно понимать, что долгосрочная устойчивость валютного курса определяется соотношением инфляции у них и у нас. Если инфляция, например, в США и в России сопоставима, то курс доллара по отношению к рублю в долгосрочной перспективе будет стабилен. Хотя мы видим, что резкие колебания при этом тоже возможны из-за непредсказуемых событий. И это происходит абсолютно со всеми валютами. Если вы возьмете курс, например, евро к доллару, то точно также в течение года он может легко «ходить» в диапазоне плюс-минус 20 процентов. Гибкий валютный курс – это очень хороший стабилизатор экономики, он позволяет экономическим агентам быстро адаптироваться к изменяющейся внешней среде. Это тот режим, который признается экономистами во всем мире, он наиболее оптимален для регулирования экономики.
Да, наша задача состоит в том, чтобы защитить интересы национальной валюты. И главное, что мы можем сделать для стабильности курса рубля, – это обеспечить ценовую стабильность.
– Вы один из немногих руководителей федерального уровня, которые ведут свой видеоблог, причем, по мнению большинства, очень доступно и интересно. Что дает вам этот опыт? Не смущает ли вас некоторая агрессивность характера блогосферы?
– Эффективность политики Банка России, о чем мы с вами уже сегодня говорили, во многом зависит от доверия общества к этой политике. А доверие возникает тогда, когда люди, бизнес понимают, что и зачем делает Банк России, понимают логику наших действий. Вот эти видеоблоги, о которых вы упомянули, как раз и созданы для того, чтобы простым, доступным языком доносить до общества логику принимаемых нами решений. Ну а агрессивность этой среды... Мне кажется, что мы готовы к ответу на любые вопросы.
